Глава XXVI. Part 1. (1/2)

Сердце разбивается, когда, чрезмерно расширившись

под теплым дуновением надежды, оно вдруг сжимается от холода реальности.Александр Дюма. ?Граф Монте-Кристо?.не чувствовала. Это когда-то была главная причина моего желания уехать отсюда и поступить в сиродиильский Университет, знаменитый на весь Тамриэль.И это же радовало меня сейчас лишь немногим меньше, чем предстоящая встреча с М’разиш.Я взволнованно дотронулась до Звезды на шее. Мне кажется, или она чуть более белая, чем раньше?

Руки дрожали.Я телепортировалась с Синей дороги, у развилки, где Йен направился к Бруме, пожелав мне удачи и проводив долгим взглядом.

Сейчас, когда было так близко, так невероятно близко, я ощутила некоторый страх. Мы слишком давно не виделись. А если она обижена на меня? Нам нужно было чаще списываться. Вернее, мне нужно было чаще писать ей. За эти три месяца в Братстве, за учебой в Университете я совсем забыла о том, что значит быть хорошей дочерью. И я слишком люблю М’разиш, чтобы потерять ее.Главное, что мы сейчас встретимся. Да. Это главное.***Из телепорта я вышла прямо на порог дома, где жила пять лет назад. Я не думала, что идти через всю деревню было удачной затеей, мне не хотелось, чтобы меня видели. Сердце держало в тисках дурное предчувствие, и постоянно казалось, что Звезда на моей шее чуть вибрирует. Я настолько волнуюсь?Тихо открыв приветливо скрипнувшую дверь, я ступила в мой настоящий дом. Дом простой, без дорогих штор и дверных ручек из золота. Пахнущий смолой, с приятно поскрипывающими досками пола, когда кто-то идет по ним. Здесь всегда было много света, пробивавшегося из окон, ставни которых закрывались лишь на ночь, чтобы не залетали насекомые, или на время сильных ветров, когда последние гоняли песок по всей пустыне, и он оседал на крышах, мебели, на лице и одежде, оставляя после себя неприятное ощущение.

Особенно если приходилось мыть весь дом.Я улыбнулась воспоминаниям. Моя душа наполнялась чем-то густым, текучим, невероятно теплым и приятным, чем-то, что я редко испытывала – особенно в такой степени. Это называют любовью, верно? Я хочу сказать, иногда мы говорим себе ?Я люблю этого человека?, а иногда мы и не знаем даже, что вообще есть любовь, не знаем ее определения, того, как она должна проявляться и что человек при этом чувствует... иногда мы просто любим. И, наверное, так и надо поступать? Мы не должны задумываться о том, что такое любовь, ненависть, преданность, злость, иначе все это будет ненастоящим... а сейчас вокруг и так слишком много подделок и фальши.

Я слишком давно терплю это. Ложь, обман, злоба, беспричинная ненависть. Можете сказать, что не мне говорить об этом, но я из доброго ребенка в убийцу превратилась не от окружающей меня вокруг доброты. Зло порождает Зло.Представляя себе заполненную водой чашу, я могу сказать, что моя почти полна.И вода там не самая чистая.***М’разиш всегда рано вставала, однако когда я столкнулась с нею в дверях нашей небольшой кухни, я все равно была удивлена сильнее, чем следовало бы. Возможно, я просто очень давно ее не видела и просто отвыкла от нее, возможно, хотела, чтобы она проснулась и увидела меня у своей кровати, с улыбкой на лице. Да имеет ли это значение?Она замерла на месте и изумленно заморгала. - Милая?- Да-а, - протянула я, счастливо улыбаясь и не обращая внимания на невероятно изумленное кошачье лицо.М’разиш помолчала пару секунд, что показались мне вечностью, стараясь прийти в себя, а после раскрыла мне свои объятия. Мне не нужно было второго приглашения.- Я так, так, так рада тебя видеть, - радостно сообщила я, прикрыв веки и крепко обняв ее. Я уже не помню, когда обнимала кого-то сама.- И я тебя, милая. Я очень скучала и волновалась, ты так давно не писала мне. - Прости. У меня было невероятно много дел. И... я должна тебе кое-что рассказать!*** - Убийцы? За тобой? – М’разиш посмотрела на меня очень взволнованно. – Но зачем им убивать тебя, милая? - Я пыталась узнать, - поморщилась я. – Но он мне ничего не сказал. И главное, что он мертв. Иначе мертва была бы я. - Ты убила его? – взгляд М’разиш стал мрачным. – Милая, ты понимаешь, насколько это плохо?Я растерянно посмотрела на нее. Плохо? - Боги милостивые, Нэннифэр, - шокировано прошептала она. – Ты даже не понимаешь весь ужас своего деяния? - Это была защита, - робко возразила я. - Но ведь ты даже не жалеешь, милая.Я опустила глаза. - Наверное, нет. Как я могу жалеть об убийстве человека, который так жестоко хотел убить меня?Я лгала. Притворялась и лгала, и М’разиш поняла это. В ее глазах мелькнули... подозрение, неверие в свои догадки, некий страх, но было что-то еще... вернее, не было чего-то еще, что должно было быть, и это меня смущало.Я нервно коснулась Звезды. А чего мне следовало ожидать? М'разиш всегда была теплой, светлой частью моей жизни. Вполне естественно, что она обеспокоена убийством. И это она еще не знает, сколько раз я убивала. Людей. Дремор. Различных существ. Я не вижу в этом дурного, но если вдруг она поймет, что мне это нравится... вдруг она разочаруется? Простой разочарованный взгляд родного человека причинит мне тонну боли, которую я точно не хочу испытать.*** - С мятой и лимоном. Все, как ты любишь, - мурлыкнула М’разиш, наливая мне чай в металлическую, поцарапанную, тяжелую, очень старую кружку. Я помню, как пила из нее, когда мне было чуть больше двадцати. – Печенья? - Да-а-а, - с улыбкой протянула я, согреваясь теплом и уютом, которые источали мой дом и моя мама, и которые проникали в каждую клеточку моего тела. Было приятное ощущение прикосновения чего-то старого и до боли родного к душе, что пробуждало во мне самое лучшее и помогало удержаться на этом уровне. Я не замечала ничего, кроме кошачьего лица, которое так давно не видела. - Спасибо, - улыбнулась я. М’разиш мило сощурилась, как могут щуриться только каджиты, и открыла кухонное окно. В комнате стало свежее.Мы отвлеклись от ставшей малоприятной темы с убийством, чему я была даже несколько рада.- Как ты тут? – Спросила я чуть виновато. - Потихоньку, милая. Потихоньку, - М’разиш села за стол. – Это же Шарата. Тут нет места плохому, - здесь она как-то таинственно улыбнулась. – Радж заходил недавно. Молока принес, свежего. Говорит, племянница его уже совсем взрослая, замуж вышла, родила котят. Она нынче в Риммене живет. Переехала недавно. - Это которая Ри’зан? – Заинтересовалась я. – И с кем она? - Какой-то каджит из Лилмота, - пожала плечами М’разиш. – Приехал тут, ходил, важный такой весь. Говорил, торговец. Бизнес у него.Я засмеялась. Да уж, то, что каджит из Аргонии знает такие слова – это забавно.- Краску продавал, - продолжала М’разиш. – Красивая краска была. И недорогая. Пурпурная, зеленая, серая. Мы все понемногу купили у него. Я тебе платье сшила потом, когда мы ткань покрасили. - Правда? – заулыбалась я.М’разиш кивнула и вышла из комнаты. Она вернулась через минуту, держа в руках красивое пурпурное платье, простое, с рукавами в три четверти и черным кожаным поясом. - Это... это так мило, - растрогалась я, понимая, что уже забыла, какого это – жить с мамой. Надевать на днях сшитые ею вещи... То платье, в котором я ходила, не вылезая, белое с рыжеватым фартуком - это она шила.

И чай мы давно вместе не пили. Она всегда очень просто и понятно рассказывала, как происходят дела в городе, иногда - в Эльсвейре. Бывало даже, приносила новости из какой-нибудь другой провинции, а я всегда с интересом ее слушала. Именно после одного из рассказов о Сиродииле я захотела поступить в Университет. М'разиш тогда говорила о введенном запрете на некромантию, на профессионализм гильдейцев, особенно обучающихся в Университете, об их возможностях.

И мне этого захотелось. Силы, магического могущества, репутации. Да и кому не хочется. Я тогда совсем была молодая, к тому же, и не знала и не понимала половины из того, что знаю и понимаю сейчас. Тогда вообще все выглядело по другому. Люди казались добрее, мир справедливей. Разговоры с М'разиш никогда не давали повода задуматься о количестве той жестокости, что может окружать нас.Мне очень этого не хватало... Ее. Сильнее, чем я думала. Сейчас я понимаю, как тяжело будет уезжать.***В моей комнате ничего не изменилось. Все та же простая деревянная кровать, тонкий матрас, белое постельное белье, картина с лесным пейзажем на стене. Даже моя неловко наброшенная на окно неровно обрезанная ткань осталась – я не любила, когда солнце светило в глаза.

Как-то я в очередной раз села напротив окна, на уютное, постеленное на полу одеяло, чтобы прочесть очередную книгу - Тайна Талары то была, если я правильно помню - которых и так там было немерено, как и бумаги с угольками. Солнце всегда било прямо в глаза. Было светло, но это раздражало, так что однажды я просто не выдержала и по-быстрому обрезала старую простыню, а после накинула на полочку над окном. И это были единственные шторы в нашем доме.Кстати, насчет рисунков. Тогда я часто рисовала, так как выбор был небольшой. Книги, лист с угольком или дворовые забавы с одним соседским каджитом.

Обычно на моей бумаге был валенвудский лес. В те годы я его еще помнила.Я тепло оглядывала комнату, потирая плечи.Удивительно, но она выглядела так, словно в нее вообще не заходили на протяжении того года, что мы с М’разиш не виделись, и это было странно. Я видела пыль на столе и стуле, на кровати, на подоконнике. Во всем остальном доме было чисто.Ох, да что это я. Зачем ей было убираться в комнате, где никто не жил, правда?Я дотронулась до Звезды на шее. Это было машинально,я просто привыкла это делать.У стены справа от окна висело зеркало. Маленькое, старое, чуть треснутое внизу, но оно все еще отражало то, что видело. Я задумчиво посмотрела на себя – босмера в пурпурном платье, и поняла, что кое-что не так.Медленно поднеся руки к прическе, я убрала шпильки и, чуть тряхнув волосами, начала заплетать косу. Закрепив ее темно-красной бордовой лентой, я снова взглянула в зеркало. Вот теперь то, что надо.

Этот дом – не место для госпожи чародейки, для госпожи Нэннифэр. Тут живет самая простая Нэннифэр, пусть без кола и двора, как любят поговаривать норды, зато с другим, старым видением мира. И с простой длинной косой девушки, живущей далеко от цивилизованной, городской жизни. Еще уверенная в том, что все у нее будет хорошо...Знаете, в этом сущность человека. Он привык читать о приключениях в книгах или слышать их от случайных путников в тавернах. Ему хочется чего-то такого же, но, как правило, он так и остается в своей деревне вроде нашей Шараты. И он все также окучивает грядки, стараясь сделать так, чтобы взошли посевы. Все также собирает осенью яблоки и с восхищенно раскрытым ртом слушает байки очередного неудачника, которому нужно внимание. Самое интересное – человек в глубине души и не ждет ничего такого. Он всегда надеется, что опасность, смертельная болезнь, любая угроза обойдут его стороной. И поэтому-то он не меняет свою жизнь, только если она сама не заставляет его бежать, прятаться, спасаться. От охотников за головами, убийц, властей и боги знают кого еще.

Впрочем, иногда человек не убегает и не прячется. Иногда он выходит в открытую перед теми, кто испортил его жизнь... и убивает их.***Было далеко за полночь, когда я, вставшая посреди ночи ради глотка воды и пробиравшаяся на кухню, заметила корпящую над бумагами М’разиш. Она что-то писала... и, учитывая, что она всегда была малограмотная и писала только мне, это было удивительно.Присмотревшись к маленькому, робкому язычку свечи, я постаралась зайти слева, чтобы с ребячьей игривостью глянуть, что же такое писала мама. Однако тень легла на бумаги, резко, неожиданно, напоминая собой затмение. М’разиш выронила перо и, испуганно вздрогнув, подняла на меня красивые янтарные глаза. Темная шерсть чуть приподнялась. - Я напугала? Извини, - миролюбиво произнесла я с улыбкой, думая, как редко я улыбалась в последнее время так искренне. – Что ты там такое пишешь?Лапы М’разиш будто бы дрожали. Я посмотрела на нее с непониманием. Что человеку нужно писать, чтобы так перепугаться, когда... - Ничего страшного. Просто я почти год жила в доме одна, уже отвыкла, а ты так неожиданно появляешься, бесшумно.Да уж, ну я и скотина. Применила свои ассасинские штучки на маме, причем неосознанно. Вот Я вернулась в комнату, но спать не хотелось – слишком много положительных эмоций, которых, как правило, не бывало у меня в таком количестве. Но я определенно рада, что я здесь. Я зажгла свечу.Из-за маленького, старого комода торчала куча холстов. С улыбкой, с которой смотрят то, что ты творил в детстве, я неспешно достала рисунки и, вновь усевшись на кровать, с интересом начала их рассматривать.Пейзаж из окна. Пустыня, рыжевато-охристая, чистое голубое небо, солнце, круглое и желтое, как сыр или масло.

Речка, что была ближе к границе с Валенвудом, далеко от нашей маленькой Шараты, кроме которой я, на самом деле, толком и не знала Эльсвейра... несколько раз М’разиш брала меня с собой в город, на рынок, но никогда не отпускала меня одну. Наверное, слишком заботилась. Кто бы не стал заботиться о ребенке, который примчался с бешеными глазами, прячась от погони? Кто бы не спас его, узнав, что его родителей сожрали несколько часов назад?Я мотнула головой, прогоняя мысли. Это в прошлом. Я даже не помню, как они выглядели, как выглядел наш дом и дерево, на котором мы жили. Сейчас у меня другой дом, и другая мама.Следующим рисунком был портрет М’разиш, который вышел весьма неплохо. Я не смогла изобразить ее кошачью грацию, перешедшую каджитам от эльфов, я тогда не умела делать этого при помощи уголька – на краски здесь не хватало денег.

Далее был соседский парень, каджит, Ри’Джар, которого я называла просто Джаром, и который называл меня Нэнси. Он говорил, что это имя напоминает ему о его старой имперской приятельнице, с которой он дружил до того, как перебрался сюда с родителями из Коринф. Мы провели вместе пятнадцать лет, и вместе выросли – а потом я уехала поступать в Университет, что требовало сперва долгой подготовки в Гильдии магов. Он остался. Позже М’разиш говорила, что он уехал в Лилмот. Зная, чем промышляет большинство жителей Аргонии, мне было страшно подумать о том, что он там делал. Джар был хорошим во всех отношениях, но никогда не поздно связаться с плохой компанией и даже не заметить, как глубоко ты в ней погряз...Мне ли это не знать.?Будь осторожнее с тем, во что ты ввязываешься. И смотри, как глубоко ты позволяешь себе это делать?.Я улыбнулась. Винсент, старый добрый Винсент, который никогда не ошибается и всегда говорит те слова, которые тебе нужны сейчас. Понадобятся потом. Заставят серьезно задуматься. А иногда и все вместе.

Кажется, пока что я не нарушила тот его совет, который, как он сказал, нарушили все. Впрочем, кто знает...Следующий рисунок оказался незаконченным, и я припомнила, что рисовала его в день отъезда, дожидаясь, когда приедет повозка. Угольком были намечены мои собственные контуры, которые с трудом срисовывались из отражения в зеркале.

С детским проворством я поднялась с кровати и вышла туда, где М’разиш что-то писала. Угольки должны были быть в ящике стола.Что-то мыча на мотив песни ?О Гемате?, я приоткрыла ящик и наткнулась на письмо, только что подписанное... ровными, красивыми буквами.