Глава 8. Боль. (1/2)
*писалось под Sixx A.M. — Life is Beautiful (Acoustic Version)*ШантальГолова трещит. Нет, она просто разрывается от боли. Как будто бедную мою черепушку сдавили пассатижи или что похуже. Нотки боли ощущаются и в пальце, который до сих пор ноет тупой болью. Но это ничто по сравнению с головной болью. Она давит на меня, не давая думать, рассуждать, вообще производить какие-то мыслительные процессы. Как будто не хочет, чтобы я думал о том, что случилось пару часов назад.
В квартире пусто, в тишине раздается громкий хлопок двери, и мягкий щелчок замка, только что закрытой мной дверью, Васьки нет. Где ее носит. Может пора заняться ее воспитанием? Так она вообще того и гляди куда-нибудь попадет, под чье-нибудь дурное влияние, а мне потом отчитываться перед… а, стоять, забыл что не перед кем отчитываться. А может и придется, но уже на том свете. Грустно улыбаюсь, со стороны смотрится жалко, но мне плевать. После того как покинул уютное гнездышко семьи Лугицких и их постояльца, одиночество опять начинает въедается в меня. Пустая квартира, пустая жизнь. И зачем мне это? Зачем то надо, пока не понимаю зачем, но верю, смысл жизни найдется. Когда-нибудь, может уже завтра, а может через неделю, месяц, года, жизнь. Люди такие глупые, и я такой же. Сам же понимаю, что искать смысл глупо, но продолжаю. Ведь смысл заключается в самой жизни. Живи, чтобы жить. Как-то так. Но смысл в этом будет, если только твоя жизнь интересна, у тебя есть родное занятие, любимые люди. А если моя жизнь скучна и однообразна? Если с единственным родным человеком я уже забыл, когда нормально разговаривал, если он каждый день плачет в ванне, а я даже не могу ему помочь. Если мою жизнь ничего не занимает, я ем, сплю, хожу в школу или на работу, но ничего из этого не трогает мою душу, ничего не вызывает интереса. Что тогда? Есть ли в этом смысле смысл? Ох, мистер Шанталь ты по крупному вляпался. И чего тебя потянуло на философию? Сам не могу понять. А голова продолжает разрываться от боли, еще чуть-чуть и кажется сдохнешь от внутричерепного давления или как-оно-там-зовется. Добредаю до дивана и просто падаю на него, даже не раздевшись. На все посрать, сегодня не мой день однозначно. Закрываю глаза и поток боли, кажется, вырывается из головы и шумной горной рекой течет дальше по телу. Кажется вот тебе и конец. Почему? Что со мной случилось? Почему так больно? Это последние мысли, последние вопросы, что успел задать, прежде чем рухнуть как будто со скалы в неспокойный сон.***Просыпаюсь от какого-то звука мешающего моему сну. Не сну, скорее забытью, совершенно не чувствую себя отдохнувшим. Смутно различаю чей-то голос. В нем уже мелькают нотки истерии. Окончательно проснувшись, понимаю, что это Васька. Она буквально орет на меня пытаясь разбудить. Нехотя, поднимаю слипшиеся от сна веки и впервые мечтаю наорать на сестру. Но тут натыкаюсь на красные от слез глаза и лицо, исказившиеся паникой, беспокойством. Моментом просыпаюсь, резко привстав, голова отзывается порцией боли, но уже не такой сильной, что была накануне. До меня, наконец, доходит смысл васьиных слов:— Шанталь! Шанталь!!! Что с тобой??? Тебе плохо??? Братик, ну, ответь же что-нибудь!!! Шанта-а-аль! Прошу очнись же! Не бросай меня! – и, увидев какую-то перемену в лице, наверно взгляд стал более осмысленным, она облегченно сползает на пол. До этого облокотившись на диван коленками и тряся меня, чтобы я очнулся, она утыкается в мою ладонь и тихо плачет, бормоча себе под нос:
— Глупый братец. Глупый, глупый! Нельзя же так меня пугать, господи, я так испугалась, думала и ты меня бросишь. Братик, братик не пугай меня так больше. Не бросай меня, не смей больше так делать, слышишь!
Теперь мне становится стыдно за свой порыв наорать на нее. Но я отчасти не понимаю ее истерики. Я, что так плохо выгляжу? Краем глаза замечаю на пороге зала пакет с продуктами. Ах, она не бросала меня. Ходила в магазин. Перевожу на нее взгляд. Она до сих пор тихо плачет.
— Вась. Ва-а-ась, — тихо зову ее, — а что случилось? Почему ты так плачешь? Не надо плакать, Васька, ни куда я от тебя не денусь, глупая.
Шмыгнув носом, начала лепетать что-то маловразумительное:— Шанталь! Я так испугалась! Я пришла, а ты… а ты тут лежишь ничком такой бледный! Такой холодный!Я так испугалась, ты не представляешь! А вдруг ты меня кинешь как мама? Я же тогда совсем одна останусь! Шанталь не бросай меня, пожалуйста! Что с тобой? Почему ты такой бледный? У тебя даже пульс бился еле-еле!
Я потрясено смотрел на сестру. Она что, думала, что я умер? О боги, глупышка! Как же я ее оставлю.— Вась, — я попытался ее приподнять, — Васька! Вставай, говорю! – она взглянула на меня заплаканными голубыми глазами, которые стали еще ярче, так бывает, когда плачешь. Немного подумав осторожно села на край дивана, я же привстав еще немного, порывисто обнял ее.
— Васька я никогда не оставлю тебя. Слышишь? Не уйду, не бойся. Я же старший брат, я обязан защищать тебя. Это ты скорее убежишь от меня, — я улыбнулся. От улыбки станет всем светлее, ведь так?Она еще некоторое время сидела так, а потом вдруг обняла меня так сильно, что, кажется, ребра хрустнули, или это позвоночник? И засмеялась. Какое же облегчение слушать ее смех.— Братец ты точно дурак! Куда же я от тебя денусь! Ты у меня важнее всех! Хахаха даже если ты убежишь от меня к какой-нибудь девушке, я и там тебя найду, помни! – и залилась звонким смехом. Он у нее красивый, как колокольчики, банально, но ведь, правда!— Пф, какие девушки! Глупыш ты же знаешь, меня они не интересуют.
Тут воцарилось гробовое молчание. Васька выпустила меня из тисков (фух, думал, еще чуть-чуть и задушит) и потрясено воззрилась на меня:
— Эээ… Шанталь? Ты гей?! Почему я узнаю об этом так поздно?!У меня чуть челюсть не отвалилась ей богу. Что-о-о? Она… она псих! Какой, к чертям, гей!— Вась ты с дуба рухнула??? И по пути наверно успела собрать все ветки! Какой я тебе гей!— Ну… ты же сам сказал что девушки тебя не интересуют!
— Да не в том плане! Ва-а-ась ну ты дура! Я в смысле, что меня все эти амурные дела не привлекают!