Глава шестая. Открытие. (1/1)

Прошло довольно много времени, много-много лун после той великой победы, а кажется, что это было совсем недавно. И не удивительно: за это время ведь ничего особенного не случилось. Несколько стариков, правда, ушло в обитель предков, да посещали нас ваяна, те что снуют туда-сюда в своих небольших лодках. Они хоть и чужаки, а умеют хранить мир с соседями, и если уж приходят в гости, то не с пустыми руками. Больше всех, конечно, рад был их приходу вождь, – он получил от них щедрые дары: украшения из бальсового дерева, оружие, перья редких птиц. А уж после этого проявления уважения остальные начинали обмениваться с ними кому чем угодно. И обе стороны оставались довольны.Поверить трудно, что мы с Талимаем стали такими большими! Совсем скоро нас ждёт то, что рано или поздно происходит с любым из мужчин нашего племени. Тогда мы будем считаться взрослыми, и нам будет позволено даже выбрать себе невесту по желанию. Я, правда, ещё не знаю, как это будет. Когда совершается церемония, детям и женщинам нельзя присутствовать на ней, и мы прячемся в хижины и со страхом ждём, кого же из наших старших друзей выберут старейшины и шаман, что бы разлучить их с нами на несколько дней. Что делают с этими юношами, я и представить себе не могу! Да и думать об этом не хочется. Наша очередь неизбежно настанет, а пока мы стремились взять всё, что давало нам наше настоящее состояние, стараясь как следует повеселиться и нарадоваться перед нелёгкой порой взрослой жизни.Немного беспокоит отношение Талимая к Лане, но как бы она не стремилась к нему, а он, кажется, совершенно её не замечает…С каждым днём мы ощущаем в себе что-то новое, получая из неведомого и неисчерпаемого источника такой избыток сил, что это начинает даже несколько тяготить нас.То и дело мы спешим помериться силами или с другими ребятишками, а то и друг с другом.Раннее утро. Ещё свежо, а мы уже лежим на земле, среди столбов, на которые опирается наша хижина, и извиваемся, подобно двум мощным питонам, что бы одолеть друг друга в полушутливой то ли игре, то ли борьбе, разгорячённые, покрытые грязью и пылью. Сжимая друг друга и чувствуя силу молодых мускулов обоих, мы даже иногда вопим от восторга.Вдруг раздаётся чей-то недовольный голос:– Талимай, Гочуайя! Дерево журема цвело уже три раза по три и ещё столько же, с тех пор, когда вы появились на свет, половина зубов у вас – не молочные, а вы теряете время на такое занятие. Пора бы вам взяться за более подходящее вашему возрасту!Мы недовольно приподнимаемся и, щурясь от солнца, смотрим снизу вверх на потревожившего нас юношу.Это Моасир. Уже давно он считается настоящим воином, и теперь прежние обиды и недоразумения давно забыты. От былой неприязни не осталось и следа. Теперь он держится с нами скорее снисходительно, чем дразнит или насмехается. Да и ни к чему. Разница меж нами лишь в том, что мы чуточку младше. Да и то, скоро станем равными ему. Потому я улыбаюсь ему, как другу, и встаю. Наши невинные детские забавы приятны и доставляют нам огромное удовольствие, но он прав. Пора взяться за что-то посущественнее.– Мы идём на охоту! – говорит он, – вам никогда не стать настоящими охотниками, если вы будете такими ленивыми!– Какими такими! – негодующе воскликнул Талимай и вскочил на ноги раньше меня.Уж очень он стремиться доказать, что ничем не уступает прочим. А к чему доказывать? Вечно ему что-то кажется. Казалось бы, все уже давно привыкли. А он замечает, что не совсем. Да, вождь и немногие из старших всё ещё насторожено и с предубеждением воспринимают Талимая, но что обижаться на них, когда всем давно уже всё равно, остальное племя смотрит на это иначе. Тем более, что после появления у нас Ланы, возникла новая мишень для подозрений, недоверия и всего, что вызывает кажущееся на первый взгляд странным. И хоть это чаще всего не выражалось открыто, для многих она оставалась дочерью врага, что отвлекало их основное внимание от Талимая.? То меня не замечают, то враждебно настроены, будто я не из них, будто я не человек?, – как-то раз заметил Талимай.А я ему ответил: ? Ну, всякое может быть. Может, это и правда. Ведь у тебя и кожа, и волосы немного не такие, как у нас?.? Но ты же знаешь, что это не так! Ведь ты мой брат. Твоя мама выкормила меня тем же молоком, что и тебя. Как же я могу не быть человеком?! – возмущается он.Ну что за разговоры!? И что, что брат? Да, ты брат мне. Но вот смотри, если мать моя выкормит грудью, скажем, щенка, или детёныша армадила, он, конечно, будет моим братом, но человеком это его не сделает. Поэтому, даже если ты и не окажешься человеком, это не помешает мне относиться к тебе по-прежнему, как к брату и другу. Человек ты или нет, почему тебе это так важно? Всё равно ты нам ханима – близкое существо. А остальное к чему разбирать? Если ж я и породнюсь, например, с тапиром или ягуаром, это будет для нас обоих замечательно, но только мы так и останемся: я человеком, а он – ягуаром или тапиром?.? Ну тебя, – пробурчал тогда Талимай, – ничего ты не понимаешь?!Так уж и ничего!Как бы то ни было, а Моасир сразу же сказал ему что-то ободряющее, и он успокоился.– Старый Гапакук собирается на охоту и зовёт мальчиков вроде таких, как вы, – добавил он затем, – что бы научить охотиться на крупного и опасного зверя, проверить, хорошо ли вы умеете различать следы, обращаетесь с оружием… Пойдёмте, он велел мне позвать вас.– Кто последний, тот дохлая облезлая обезьяна! – закричал я и побежал вперёд.Моасир, так и не подавив нежданно вырвавшийся заливистый смех, и Талимай устремились за мной.– Стойте, – крикнул вдогонку Моасир, – а вы ничего не забыли!А ведь действительно! Пришлось подняться в хижину, и захватить оружие. Я взял хороший гибкий лук, а Талимай – духовую трубку и тот самый нож, который добыл в деревне табажара.Мама и несколько тётушек, что находились там, же поздравили нас и выразили одобрение, догадавшись и без слов, куда мы направляемся. Видимо, они уже были предупреждены.Задыхаясь от бега, мы достигли, наконец, площадки около хижины Гапакука.Там уже стоял радостно возбуждённый Ороччи и двое молодых воинов, назначенных сопровождать нас и оказать нужную помощь нашему учителю.Гапакук выкликнул имена каждого, призвал на помощь духов-защитников, пожелал нам удачи, и мы двинулись за ним в путь.Талимай теперь самый высокий из нас, уж очень он вытянулся со времени нашего сражения с коварными табажара. Конечно, среди взрослых есть и повыше его, но ведь он будет ещё расти. Просто настоящий великан! Хотя девочки и находят его порой слишком тощим, но он не тощий, а стройный. Лана явно думает так же, как и я.Он шагает позади старого и трёх молодых воинов, спиной ко мне, и сейчас он не кажется нам особо странным. Белая кожа скрыта густым слоем глины и жира, которыми мы натираемся, что б предохранить себя от укусов москитов. Глина, конечно, пересыхала и облуплялась, но хотя это и причиняло ему множество неудобств, он всё же предпочитал терпеть неприятные ощущения, чем стыд и насмешки. Кроме того, праздничная или охотничья раскраска так же надёжно скрывает истинный цвет. Да, теперь всё это не так уж бросалась в глаза, разве что после купания в водопаде, когда разница между нами и им, действительно, становилась заметной. Видимо, поэтому он больше любил купаться один, но весёлых водных игр с другими ребятишками, в том числе, со мной всё же не избегал. С волосами сложнее. Но и здесь, если не приглядываться, то ничего необычного и нет. Подумаешь, белая голова! Бывает, что мы украшаем свои причёски перьями, сухой травой и всем, этому подобным. Вот и у него, только отойти на небольшое расстояние, и уже кажется, что он будто сплёл себе венок из белого тростника и надел его. Так что он на вид ничем от нас, кроме разве что роста, и не отличается. Что же и не забыть всё, что было раньше? Но он по-своему думает. Всё он что-то хочет узнать, а мне и того, что уже известно, довольно.И, бывает, что додумывается до чего-то полезного. Не такой уж и чудак. Как-то он сказал мне, показав свой нож, что его лезвие сделано из того же, из чего и та штуковина, его оберег. Камень – не камень, но вещь полезная, он вдвое острее, чем наши кремниевые или обсидиановые ножи. Талимай сказал, что не похоже, что табажара сами сделали такой нож, и что меж ним и штуковиной есть какая-то связь. А ведь верно! Кругляш его гладкий и блестящий, как спинка у жука, и клинок ножа такой же, а если постучать, то и звучит сходно.? Знать бы, где табажара брали такие ножи?? – говорил мне Талимай.А зачем? И без этого неплохо. Сразу делается как-то нехорошо, как вспомнишь о них. Без особой нужды я никогда ни за что не пойду туда, где деревня их стояла.Тогда я так ему и сказал. Мы ещё немного посоветовались и решили спросить тех немногих табажара, что остались с нами. Но женщины и дети не знали тайн своих мужей и отцов или просто уклонялись от неприятных для них разговоров.Тогда Талимай решился просить Лану. Всё же её отец был вождь, и она могла знать большее.Брат даже достал большой красивый цветок, который не так-то просто раздобыть. Большого труда и многих царапин это ему стоило. Но он всё же справился, причём на этот раз без меня, что было большой редкостью.Он собирался ей подарить, если она расскажет, откуда её племя брало такие ножи.? Говорили, что многие из них остались ещё с прежних времён и переходили от отца к сыну. Так оно и есть. А ещё рассказывали, что это – изделия белых людей и они обладают волшебной силой. А часть из воинов либо у других племён их выменяло, что приходили к нам издалека, либо ещё где-то нашло, может быть, в лесной чаще. Но даже если я и дочь вождя, не мне мешаться в дела взрослых мужчин, и это всё, что я знаю?, – припомнила она.Цветок всё же пришлось ей отдать, и она, на зависть подругам, заткнула его себе за ухо, украсив причёску.А Талимай задумался.? Вот бы самим узнать??! – предложил он.? Ты же не пойдёшь на то нехорошее место, на пепелище, – забеспокоился я, – там нам делать нечего. Это место пропитано смертью, и живые туда не должны возвращаться?.? Верно, – сказал Талимай, – но если у каждого нашего воина будут такие ножи, мы станем сильнее всех на свете, мы будем непобедимыми. И иногда ещё у меня бывают мысли о том, насколько широк этот мир?.? Лес принадлежит не нам, его охраняют невидимые и грозные духи, поэтому мы никогда не узнаем, где он кончается, и к чему это нам?? – возразил я.Он молча согласился, а всё же не отказался от своей мечты. Вроде что-то задумал, а затем совсем забыл. Не до того.Да, повезло нам с ним! Он, точно, был послан нам добрыми хранителями леса. И сам он будто сам юный Журупари, владыка лесов, стройный и наделённый своеобразной красотой, когда движется запутанными лесными тропами, прямо держа голову и посматривая с достоинством вперёд…Да, опасаться пока нечего, великий Тупа по-прежнему хранит нас. Жизнь, и в правду, складывается удачно.Мы ещё не так удалились от табы, что бы думать о том, как бы не нарушить тишину. Здесь, поблизости от деревни, мы надеялись, что Гапакук, как не раз это бывало, расскажет нам что-нибудь интересное из древних легенд и преданий. И он сам почувствовал, чего мы от него ждём. Я люблю эти сказания и готов сохранить их в своей памяти, что бы, когда придёт мой черёд, передать их своему потомству. Кроме того, они многое объясняют: происхождение гор, деревьев, зверей, разных обычаев. Не зная их, и не поймёшь многого, не разберёшь вокруг, что к чему. И Талимаю, конечно, они нравятся, и Ороччи, да и трое воинов не откажутся их услышать. Мы останавливаемся вслед за старым сказителем, окружаем его, а он, опираясь на длинное копьё, полузакрыв глаза, начинает певучим и медленным голосом. В этот раз история такая:? Давным-давно, когда наша таба была ещё за много дней пути отсюда, а огнедышащая гора – ещё маленьким безобидным холмиком, жил в ней мальчик по имени Пакан. Он был седьмым в роду, самым младшим. В тех краях объявились люди-аллигаторы. Они нападали на наших предков, отбирали у них съестные припасы, убивали многих или превращали в своих рабов. И вот отец семерых братьев, а был он вождь, собрал всё племя и сказал: ? Пора положить конец господству людей-аллигаторов, пусть наши силы не равны, но мы сможем себя защитить. Мы будем сражаться с ними до самого конца, пока живы у нас способные держать оружие. И он повёл воинов в битву. Ночью люди-аллигаторы снова напали на деревню, и всем, кто там оставался, пришлось таиться в лесу во временных шабонах.? Наш отец и мой старший брат не вернулись с битвы, время пойти мне, – сказал второй брат, – а вы оставайтесь, ждите меня?.Тяжело было юнцам сидеть и ждать, когда остальные сражаются, но такого было решение старшего.Аллигаторы убили и съели второго брата, как и первого, и их отца.Третий брат поступил точно так же.И со всеми остальными случилось то же самое. Остались в живых лишь шестой и Пакан.Брат и говорит Пакану:? Все наши пали в битве, видно, придётся и мне выйти против врага, а ты жди меня, но если я не вернусь, беги дальше в лес, спасай себя?.? Нет, – говорит Пакан, – возьми и меня с собой, я ещё тебе пригожусь?.? Куда мне тебя взять? – вздохнул шестой, – ты так молод и мал, вполовину ростом от настоящего воина. Там, где взрослые не устояли, то куда же тебе, малышу??Делать нечего, пришлось оставаться.Наконец, не выдержал Пакан. Подождал он немного и подумал: ? Раз мои братья не вернулись, и я совсем один остался, то чего же мне ждать? Возьму я свой лук и попробую одолеть неприятеля?.Поискал он в хижине какого-нибудь оружия, обнаружил старый отцов лук, колчан со стрелами. Кое-как поднял, натянул и побежал, что есть сил, к реке, где аллигаторы стояли.Видит, покрыт весь берег кровью и кусками человеческих тел. И вдалеке его последний брат бьётся. Только он к нему подбежать хотел, как аллигатор его по голове своим такапе огрел, череп проломил. Вознегодовал тогда Пакан, осердился. Да и то сказать, остался он один на свете, круглым сиротой. Наложил он стрелу, прицелился и выстрелил самому большому и противному аллигатору прямо в глаз. Только заметались аллигаторы, стараясь понять что к чему, так как они уж думали, что война окончена, как Пакан уже выстрелил второй стрелой и не промахнулся. Вождь аллигаторов ослеп, а Пакан уже был далеко от них.Закричал главный аллигатор страшным голосом:? Почему я ничего не вижу? Кто выбил мне глаза своими стрелами? Ведь мы всех наших противников перебили?.И собрались вокруг него другие люди-аллигаторы, и сказали:? Ты лишился зрения потому, что в роду вождя ещё остался кое-кто – совсем маленький мальчишка. И этот скверный мальчишка сумел натянуть лук своего отца и выстелить в тебя два раза, а он очень метко стреляет?.Аллигатор закричал ещё сильнее от боли и от досады:? Где он??!? Убежал?, – отвечают.? О мой лучший бегун, – обратился он к одному из них, – беги скорее за ним, да приведи мне этого мальчишку. Я поражён его отвагой и храбростью?.Аллигатор бросился быстрей птицы за Паканом. Быстро бежал мальчик, но человек-аллигатор – ещё быстрее. Настиг он его, бросился, связал и потащил.Поставил перед слепым вождём.И вот они все ему и говорят:? Мы сначала хотели тебя убить, но теперь поняли, что ты, несмотря на твоё ребячество, ловкий, сильный и бесстрашный. Ты теперь сирота, у тебя погибли все родные из твоего племени. Ты лишил зрения нашего вождя. Мы же можем сохранить тебе жизнь, и тебе будет очень хорошо, если ты согласишься, присоединишься к нам и станешь одним из нас, людей-аллигаторов?.? Нет, – ответил Пакан, – я никогда не буду таким, как как вы. Можете меня убить, можете пытать меня, но ни страх смерти, ни боль не заставят меня стать одним из вас. У меня - своя судьба, а у вас – своя. И пока на земле ещё найдутся те, кто сможет различить день от ночи, пока армадилы ещё способны сворачиваться в клубок, а черепахи – прятаться под свой щиток, мои стрелы не перестанут выбивать вам глаза, а язык – проклинать вас?!Такая храбрость маленького мальчика поразила людей-аллигаторов.И они сказали:? Раз уж в вашем племени все, от мала до велика, способны на такое, то как воевать с вами! Ты, вроде бы, теперь в нашей власти, и мы бы тебя убили, если захотели, но мы не станем этого делать. Уходи к себе, а мы больше не вернёмся в ваши края. Мы хоть и аллигаторы, но всё же люди и умеем ценить верность долгу и чести и храбрость сердца?.И они вытащили обе стрелы из глаз вождя, отчего он сразу же околел.А Пакан вернулся в селение с радостной вестью о желанной свободе и облегчении. И когда он вырос и женился на самой прекрасной девушке на свете, то сделал своё племя счастливым и процветающим, и продолжил свой род, как только мог?.Старик замолк, а мы ещё от восхищения не могли проронить ни слова, мысленно всё ещё переживая предание. Наконец, наши мысли и взоры обратились на Талимая. Всем было памятно то, что приключилось с ним в табе врагов.– Ведь ты такой же, как когда-то Пакан в древние времена, да? – спросил Ороччи. – И табажара тебя то же пытать собирались? Что они тебе говорили?– Да зачем теперь вспоминать это? Прямо на охоте. Ещё духи услышат вашу похвалу, и тогда выйдет что-то нехорошее, – заупрямился Талимай.Но Ороччи всё настаивал, а Моасир его поддержал.– Ну да, они требовали, что бы я рассказал им о своей табе – сколько в ней воинов, как стоят шабоны, что бы напасть ночью и нас перебить, – сдался Талимай.– Но ты им ничего же не сказал?! – спросил изумлённый Ороччи.– А как же иначе? – пожал плечами Талимай, – своих не выдают…Он слегка нахмурился, а мы все чуть не заголосили от восторга.Но Гапакук усмирил нас, сказав:– Да, Талимай смельчак и храбрец, но любой другой из вас сделал бы то же самое. Тем более что оказался он там из-за глупой случайности. Так что молчите. Лучше продолжим наш путь. Чем дальше мы от селения, тем тише мы должны ступать. Копаиуайи может быть совсем близко.Мы перестали болтать, незримый дух копаиуайи, казалось, начал преследовать нас, а не мы его. Всё-таки, это был очень сильный и очень хитрый зверь. Его пятнистая шкура была совершенно незаметной среди ветвей, а неслышная мягкая поступь позволяла ему подкрасться к жертве вплотную и прыгнуть с высоты прямо на шею.Я шел, чутко вслушиваясь в звуки леса, отмечая, где крикнет вспугнутая птица, а где заверещат обезьяны – ведь кто-то может учуять копаиуайи раньше нас. Но пока что все было спокойно, мы уходили от деревни все дальше и дальше.Талимай шел прямо передо мной, пригнувшись и пытаясь казаться ниже, чем он есть. Он все еще никак не мог привыкнуть, что вырос и скоро станет вровень с самыми высокими воинами нашего племени.Но вот Гапакук неожиданно остановился, замер и поднял ладонь, привлекая наше внимание.- Что видите? – спросил он, поглядев на нас, сощурившись.Мы затоптались на месте, утроив внимание и оглядывая землю, деревья, кустарник – всё, что было вокруг.- Ветка обломана, - негромко пробормотал Ороччи.- Та-ак, - удовлетворенно протянул Гапакук. – Что ещё?- Она не просто обломана! – воскликнул Талимай, вертя в руках сломанный зеленый побег. – Она будто пожёвана кем-то…- Молодец, - похвалил его старый охотник. – Копаиуайи любит погрызть молодые ветки. Куда он направился?Эта загадка оказалась нам не под силу. Я тщательно осмотрел землю под этим кустом, ощупал ее и даже обнюхал, встав на четвереньки. Но никаких следов зверя на прелой листве не было.Гапакук не стал нас мучить:- Он направился к реке.- Почему к реке? – немедленно переспросил Талимай. – Он ведь не оставил следов.- Оставил.Гапакук подманил нас к небольшому деревцу и показал две продольные царапины на стволе. А чуть повыше – крохотный клочок пуха. Да-а, нам еще предстояло много учиться, чтобы замечать такие мелочи.- Поняли теперь? Он погрыз ветку, поточил когти, и отправился дальше. Теперь он наверняка устроит засаду над водой. Потому будьте осторожны и внимательны у реки, там не только кайманы и пираньи.Наше путешествие обрело смысл – теперь мы знали, куда шли: к воде.- А правду говорят, что копаиуайи умеет ловить рыбу? – поинтересовался я у старого Гапакука.- Да, умеет. Может быть, сегодня тебе удастся это увидеть, - ответил он, не сбавляя шаг. – Он усаживается на берегу, замирает, выслеживая рыбу побольше, и, когда она подплывает ближе – ударом лапы выбрасывает ее на берег.Я с восхищением слушал про уловки этого зверя, и не мог дождаться, пока начнется настоящая охота на него.Когда в воздухе разлился запах тины, а плеск воды стал слышнее, мы сбавили ход.Гапакук предостерегающе поднял ладонь, настороженно вслушиваясь и втягивая воздух ноздрями.- Он здесь, - прошептал старик. – Здесь, я его чую. Где он мог укрыться?Мы стали осматривать берег, и вскоре поняли, что подходящих мест не так много. Но где именно притаилась наша будущая добыча?Вот большое дерево, сгнившее изнутри, сломалось, и теперь нависало над водой.- Здесь его нет, - уверенно сказал Гапакук и спросил: - Почему он не выбрал это место?Мы принялись за осмотр. Я ощупывал землю, перебирал прелые листья и сгнившую траву, но не мог ответить на этот вопрос.- Я знаю! – воскликнул вдруг Талимай, и его глаза осветились догадкой. – Здесь нет звериной тропы.- Молодец, - похвалил его Гапакук. – Звери не ходят сюда на водопой, потому что слишком неудобный склон. Наш копаиуайи не глуп. Идем…Мы двинулись дальше, высматривая следующее место, где мог притаиться зверь. Кажется, вон там ему было бы вполне удобно: лианы и ветви переплелись над водой, превратившись в большой гамак. Крадучись и пригибаясь, мы направились туда.Странная тревога разлилась в груди и заставила меня оглянуться. Я увидел Талимая – он замешкался и, наклонившись, разглядывал что-то у своих ног. Наверное, увидел разноцветную лягушку или большого жука – на моего братца иногда такое находит.Я собирался окликнуть его, но вдруг… Где-то над головой мелькнула тень, раздался негромкий рык, и большая пятнистая туша рухнула прямо на стоявшего позади него Ороччи.Да, копаиуайи перехитрил нас… Да что там мы, юные и неопытные. Он обманул самого Гапакука!Но раздумывать над этим не было времени, зверь с утробным рычанием рвал когтями Ороччи. Талимай обернулся, рванулся вперед, суетливо добывая на ходу отравленный дротик. Вставив его дрожащими пальцами в духовую трубку, он прицелился и с силой дунул. Но зверь опередил его. Оставив Ороччи, он бросился на дерзкого юного охотника, посмевшего оспорить его добычу, которую он, очевидно, считал вполне законно принадлежащей ему. Дротик всё же вонзился в загривок, но был готов в любой миг выпасть, по-видимому, он вошёл в хищника неглубоко. Яд, которыми были смазаны дротики, был не раз проверен, на тапиров и пекари он действовал мгновенно. Гапакук добывал его из древесных лягушек, и даже нам, мальчишкам, он не доверял ловить их – даже прикосновение к полосатой шкурке могло быть смертельным, или, по крайней мере, очень болезненным.Талимай упал, его шея оказалась совсем рядом от смертоносных зубов нападающего. Что-то глухо щелкнуло, и от этого неожиданного звука копаиуайи на миг замер, зажмурившись, – и это спасло Талимая. Что это был за звук, я понял только позже: коготь зверя зацепил гладкий камень, висевший на шее Талимая. И не только звук: луч солнца, отразившись от его гладкой поверхности, на мгновение ослепил хищника.Конечно, ждать, пока зверь подохнет от яда, я не мог. С громким воплем, я ринулся на зверя, выхватывая лук из-за спины. Копаиуайи обернулся на меня, грозно зарычал, дергая усами и прижав уши. Ни яд, ни стрела не произвели на него никакого впечатления, показалось мне… Гапакук пришёл на помощь и молниеносно ударил своим острым копьём прямо в покрытую пятнистой шкурой спину. Я увидел, как желтые глаза зверя начали тускнеть, рык становился не таким громким и отчетливым, а вскоре движения замедлились, и огромный красивый зверь накрыл собой распластанного на земле Талимая.В это время подбежали все остальные. Юноши с ужасом смотрели, широко раскрыв глаза, пока старик Гапакук не опомнился и не закричал:– Поднимайте его! Надо освободить Талимая!Мы, все вместе, ухватились за лапы копаиуайи и перекатили его в сторону. Талимай представлял собой страшное зрелище… Да и жив ли он? Мне очень хотелось в это верить.Ороччи повезло больше, чем ему, однако оба были сильно изранены и оцарапаны.Талимай едва открыл глаза и простонал едва слышно:– Ороччи, помогите прежде Ороччи.И замолк, будто в забытьи.Гапакук велел соорудить носилки из ветвей, в изобилии валявшихся на берегу. На них мы осторожно положили Талимая и Ороччи. Перед тем, как отправиться в обратный путь, старик отыскал лечебную траву и остановил кровь, насколько это было возможно.Но судя по тому, как качал головой Гапакук, он не надеялся, что мой брат дотянет до деревни. Только я не собирался сдаваться.Самые старшие из нас подхватили носилки и со всех ног помчались в обратный путь.– Вы оставайтесь с копаиуайи, сторожите нашу добычу, – велел он остальным.Но я не послушал его, мне важнее жизнь Талимая и прочих соплеменников, чем убитый зверь. Хоть я и не знал, чем смогу помочь, но хотя бы буду рядом.И я побежал догонять носилки. То есть, собрался догонять. Но, едва сделав несколько шагов, наткнулся ногой на что-то гладкое и прохладное. Под моей пяткой лежал ?камень?, сорванный лапой копаиуайи.Я поднял дорогую сердцу моего брата вещь и сильно удивился – она была раскрыта, подобно речной ракушке! То, что мы принимали за камень, оказалось чем-то другим… Изнутри створок на обеих половинах были нарисованы человеческие лица: на одной стороне мужское, на другой – женское лицо. Рисунки были так хорошо сделаны, что лица казались живыми. Это были мужчина и женщина, удивительно похожие на Талимая.В голове пронеслась мысль о колдовстве, я даже потёр изображения пальцем, что бы проверить, сотрутся ли краски, но поверхность, на которую они были нанесены, была гладкой, а краски стойкими.Пристальнее рассматривать мне было некогда, я, второпях сжав ?раковину? в кулаке, помчался вперёд, и лишь одна мысль стучалась в голове: только бы он был жив…Догнать носилки мне удалось, а вот добраться домой – нет. До темноты мы не успели, ведь приходилось нести тяжелые носилки, постоянно меняясь.Гапакук остановил нас и сказал:- Придется заночевать в лесу.Я тут же вскинулся:- Но они могут умереть! Мы должны идти!Старик с сожалением посмотрел на меня:- Гочуайя… Я, так же, как и ты, как все мы, переживаю за твоего брата и за Ороччи. Но если мы пойдем сейчас, станем легкой добычей для других. В лесу ведь жил не один копаиуайи, которого мы убили. Соберите дрова, и я разожгу костер. А ты, Гочуайя, отыщи зеленые листья и ягоды айяхуаска. Они помогут раненым продержаться до утра.Я знал про это растение, но знал и то, что отыскать его не так просто. Взяв копье, я отправился в лес и принялся тщательно осматривать деревья. Айяхуаска – это такие лианы, опутывающие стволы и ветви. Я видел множество лиан, с цветами, с ягодами, но всё было не то…Время шло, темнота начинала сгущаться, и вот, наконец, я нашел! Сорвав несколько стеблей, я быстро пошел обратно, пока меня не застигли врасплох духи леса или шипящие и рычащие в кустах звери.Отдал находку старику-охотнику, и Гапакук, поглядев, похвалил меня:- Да, именно то, что нужно.Мы смотрели, как он готовил лечебное снадобье: сперва тщательно растер между двух плоских камней, потом разбавил водой и заставил раненых сделать по два-три глотка.- Теперь они заснут, - сказал он. – Боль не будет мешать их сну. Сторожите костер по очереди.Уснуть в ту ночь я так и не смог – на каждый шорох, на каждый стон Талимая я вскакивал и подбирался к нему. Положил на лоб влажный прохладный мох, смачивал пересохшие губы водой. За Ороччи приглядывал сам Гапакук. Мне казалось, что он чувствовал вину за случившееся.Ночь прошла быстро, и едва рассвело, мы двинулись в дорогу, не теряя времени. И Ороччи, и Талимай были всё еще живы, хотя их дыхание едва чувствовалось, а из груди вырывались хриплые стоны. Раны почернели и запеклись, но в лесу мы ничего не могли с этим поделать.Шли мы быстро, со всей возможной скоростью, хоть тащить носилки было утомительно.Один из юношей волок шкуру копаиуайи, снятую еще ночью – знатный трофей! Гапакук собирался подарить ее вождю. А клыки зверя он раздал нам – каждому по одному.Первыми нас встретили женщины, обступив со всех сторон, с причитаниями и стенаниями. Ороччи сразу унесли в его дом, Талимая – в наш.Мама склонилась над ним, осматривая раны, я не мешал, топтался неподалеку, чувствуя огромную вину. Лучше бы я сейчас лежал на его месте… Но, что случилось, того не исправить.Конечно, в нашем племени многие умели останавливать кровь, лечить раны, но уж слишком серьезные повреждения были у моего брата. Копаиуайи успел разодрать ему ногу, зацепить когтями грудь, а зубами – плечо.Лана коснулась плечом моего плеча, неслышно встав рядом. Я покосился на нее, вздохнул, но ничего не сказал.- Гочуайя, позови шамана, - сказала мама. – Поторопись…Я вылетел из дома, и едва не столкнулся с тем, кого собирался звать – шаман уже сам спешил к нам.Он склонился над Талимаем, рассматривая его раны. А когда выпрямился, сказал, скорбно качая головой.- Горе пришло в наше племя… Гапакук допустил ошибку, копаиуайи перехитрил вас. Теперь Ороччи на пути к лесным духам, и по всему, Талимай вскоре отправится вслед за ним.- Но… Неужели его нельзя вылечить?! – воскликнула мама, а у меня тревожно заныло в груди.- Слишком глубоки раны. Но, все равно – возьми вот это и втирай ему. Я постараюсь спасти Ороччи, а что будет с Талимаем, зависит только от него самого. Я не смогу лечить двоих.Шаман отдал маме плошку с каким-то снадобьем, и оставил нас. Я, признаться, не слишком надеялся, что он будет лечить моего брата – шаман постоянно твердил, что Талимай – источник бед для племени.- Он не будет лечить Талимая, - скорбно проговорила мама, хоть это мы и так уже поняли. Встав на колени, она набрала на пальцы немного снадобья.- Погодите, - сказала вдруг Лана и бухнулась рядом.Мы не успели ей помешать, как вдруг эта девчонка ухватила обеими руками ногу Талимая, склонилась над ней и впилась в нее зубами. В самую рану!- Ты что делаешь?! – выкрикнул я.Девчонка ворчала и терзала его ногу, явно собираясь отгрызть ее заживо.А уже через минуту оказалось, что она никакой не враг и даже наоборот.Лана оторвалась от Талимаевой конечности и сплюнула кровь. Лицо у неё было довольное.– Так! – сказала она, тыча пальцем в развороченную рану, как будто приглашала нас полюбоваться проделанной работой.Я присмотрелся, и меня замутило: в ране копошились тонкие, как волос, червячки.- Где нож Талимая? – спросила Лана спокойно, будто ни в чем ни бывало.Один из охотников протянул ей нож брата, который подобрал после той жестокой схватки.- Вот, - сказал он, отдавая ей нож из блестящего твердого камня. –- Ты ведь не собираешься отрезать ему ногу? – с тревогой спросила мама, тоже следящая за странными действиями нашей бывшей пленницы.Лана мотнула головой, не соизволив ответить, и сунула нож прямо в костер. Подождав немного, вынула и… принялась выжигать Талимаю рану. От боли он раскрыл глаза и громко взвыл. Я ринулся к нему, схватил за плечи и крепко прижал к земле.Не знаю, почему я доверился этой девчонке… Только чувствовал – она всё делает правильно.Завершив с ногой, она перешла к самым опасным ранам на груди. И здесь уже Лана действовала куда осторожнее и бережнее.- Теперь можно мазать, - сказала она, отстраняясь.Снадобье шамана было с отвратительным запахом, но главное ведь, чтобы оно помогло, правда?Мама легкими движениями смазывала обожженные раны, Талимай закрыл глаза и тихо стонал, а я погладил Лану по волосам и сказал:- Ты молодец. Мой брат обязательно поправится.В доме мы были вчетвером – я, мама, Лана и Талимай. И так вышло, что мы сразу приняли главенство этой странной девчонки. По ее ловким действиям было видно – лечить она умела.- Так… - задумчиво проговорила она, оглядывая Талимая. – Он выкарабкается, в этом я уверена. Я видела другие раны: я видела укусы змей и пауков. От них спастись почти невозможно, а от когтей дикого кота, которого вы называете копаиуайи – можно. У Талимая не задеты внутренности, а кожа и кости заживут. Ему нужен крепкий сон, питье, еда, но главное – растения, которые я отыщу в лесу. Гочу, иди со мной. Ты должен запомнить, где они растут и как выглядят. Может, тебе придется идти одному, если я не смогу оставить Талимая.Мама, удивленно сведя брови, смотрела на преобразившуюся девочку – не такой была Лана раньше. Еще вчера помалкивала и слушалась, а сегодня командует, словно вождь… Но мама ничего не сказала, ведь дело касалось ее сына, пусть и приемного.А я и подавно не стал спорить, заглядевшись на строгое и красивое лицо девчонки.- Идем! – повторила она и потащила меня за локоть.Таба жила своей жизнью, и казалось, что ничего плохого не случилось. Никто не бегал суетливо, не плакал, не причитал. Это было в наших обычаях – что суждено было случиться, то случилось. Так хотят духи, и не нам спорить с ними. Но и сдаваться так просто, как хотел шаман, мы с Ланой не собирались.Быстро ускоряя шаг, мы побежали в лес.- За мной, - коротко бросила Лана, в полной уверенности, что я побегу за ней.Это начинало мне немного напрягать, но пока что я подчинялся, ведь она знала больше меня. Так мне хотелось верить…- Выкапывай эти корешки, - велела она, показав мне на зеленые побеги вокруг дерева. Я не знал их названия, а Лана уже искала новые растения. Она срывала листики, растирала их в пальцах, нюхала и пробовала на вкус.- Не то… Всё не то, - бормотала она себе под нос, а я, вооружившись острым ножом Талимая, раскапывал землю, осторожно выкапывая корешки и стараясь их не повредить.- Хватит! – сказала Лана, когда у меня в руках оказалась приличная горсть вкусно пахнущих розовато-белых корешков. – Иди сюда. Полезешь на дерево.Она отобрала у меня корешки и сунула в сумку, сшитую из оленьей шкуры. Это была мамина сумка, и когда Лана успела ее отыскать у нас в доме? За этой девчонкой только глаз да глаз.Дерево, которое она мне показала, было невысокое, корявое и удобное. Я взобрался наверх в два счета.- Ну, что тут срывать? – крикнул я. – Листья или цветы?- Цветы, цветы! – махнула рукой Лана и отвернулась, продолжая что-то искать на земле.Я занялся большими сиреневыми цветами с одуряющим запахом. Вокруг вились бабочки, пчелы и мелкая мошкара – на сладкий нектар было полным-полно любителей. Отгоняя их рукой, я срывал цветы один за другим, и бросал вниз.- Всё, хватит! – крикнула, наконец, Лана. – Слезай.К моему возвращению на земле уже не было ни одного лепестка – шустрая девчонка все собрала.- Теперь надо отыскать еще один корень, и можем возвращаться, – сказала она.Я побрел следом, не забывая оглядываться по сторонам, чтобы не стать легкой добычей для зверей.Мы отошли уже довольно далеко от табы, и находились между ней и рекой. Я вспомнил, как мы с Талимаем ловили здесь рыбу, и стало грустно… Хоть бы он и вправду поправился. Да и Ороччи мне тоже было жаль.Будто услыхав мои мысли, Лана сказала:- Если бы вы взяли меня с собой на охоту, ничего бы плохого не случилось. Я подманила бы к вам ягуара, и вы взяли бы его голыми руками!- Мы не берем на охоту женщин, - буркнул я.- В том всё и дело. У нас в племени были такие же обычаи – женщины сидели дома, готовили пищу, смотрели за детьми. Но я-то умею охотиться! Меня учили лучшие воины племени. Я знаю повадки ягуара, я умею говорить на его языке.- Гапакук все равно не взял бы тебя, - вздохнул я. – Он в прошлом был одним из самых умелых охотников. Ты ищи корень-то…- Ищу, ищу, - огрызнулась девчонка, вставая на колени и перебирая зеленые листья.Я смотрел на Лану, на ее низко опущенную голову с длинными волосами, касающимися земли; на ее тонкие плечи; на изящные бедра, и во мне просыпались странные, непонятные чувства. Во мне вдруг появилась нежность, страстное желание ее обнять. Хм, может, в меня вселился лесной дух и теперь дурманит мне голову?Поскорее отвернувшись, я попытался прогнать наваждение. К счастью, Лана радостно сообщила:- Всё, нашла! Скорее бежим домой!Она хлопнула меня ладонью между лопаток и помчалась вперед, только пятки замелькали. Мне ничего не оставалось, как догонять непоседливую девчонку.Вернувшись, Лана первым делом проверила, как себя чувствует мой брат. У Талимая был вид спящего, но на самом деле он находился в забытьи. Хриплое тяжелое дыхание, бегающие под веками глаза, вздрагивающие руки… Мне было тоскливо видеть Талимая таким, но Лана была деловита и не теряла боевой настрой.Всё собранное она вывалила из сумки на подстеленную циновку, разложила по кучкам и снова принялась командовать:- Гочуайя, неси миски и ступку, я буду всё размалывать.- Что делать мне? – спросила мама.- М-м-м… Надо принести воды.В другое время за водой побежала бы сама Лана, но сейчас она была главной, и мама не спорила: ведь всё это на благо ее приемного сына.Я вернулся быстро, отыскав ступку и миски у женщин из другого дома. Они отдали мне посуду без слов, только узнав, для чего мне это.Нашел я каменную ступку. Она была тяжелая, сделанная из очень крепкого и гладкого камня, отполированная годами.Притащив все это богатство в дом, я удостоился похвалы:- Молодец, - сказала Лана. – Теперь садись в сторонке и не лезь под руку.Она принялась шаманить с травами, ягодами, корешками – растирала их в порошок в ступке, пережевывала, разминала. Потом раскладывала по мискам и заливала водой.- Так… Это пить, этим мазать… - бормотала она. – А вот это отнеси маме Ороччи, пусть тоже лечит. Хотя нет! Она может перепутать. Я буду приходить к ним сама.Ее предложение восхитило меня: девчонка думает о совершенно чужом ей мальчишке… Хотя Талимай ей тоже чужой, как и все наше племя. В мою душу закралось сомнение – если ее соплеменники были хоть вполовину так же добры, как она, может, мы зря их перебили?Но раздумывать о таких вещах было для меня слишком сложно. Что сделано, то сделано.- Гочуайя, не спи! – строго сказала девчонка, пробудив меня от дум. – Возьми вот это, и смажь ему раны.Я взял плошку, перебрался к брату и стал аккуратно смазывать ему грудь и ногу, поврежденные сильнее всего. Потом Лана приложила на эти места большие листья и завязала лианами, чтобы держались крепче.С этого дня главной нашей заботой стал Талимай, и мы все вертелись вокруг него: я, мама, Лана. Иногда заходил шаман и, судя по его виду, он был сильно удивлен, что мой брат еще жив и не собирается уходить к духам.Сменилось несколько лун. Талимай по-прежнему витал где-то среди духов, и лишь его тело оставалось с нами. Он ел, пил и спал. Иногда открывая глаза, он смотрел на нас невидящим взглядом, и засыпал снова. Это было странно, потому что Ороччи быстро шел на поправку, хотя его раны были куда тяжелее. Он еще не выходил из хижины, но уже мог сидеть и разговаривать.Я, конечно, не сидел сиднем у его постели – кому-то ведь надо было охотиться. Лана часто ходила со мной, собирать целебные травы и ягоды, которые было все сложнее находить: мы обобрали уже все ближние к деревне места.- Ничего не понимаю, - сказала она однажды, сердито обрывая с несчастного куста листья. – У Талимая давно нет жара, раны затянулись. Почему он не просыпается?Я знал еще меньше, чем она, потому просто пожал плечами. И предположил:- Может, ему интереснее, там, с духами, чем с нами?Лана взглянула на меня, моргнула длинными ресницами.- Хм… Об этом я не подумала. Должно быть, ты прав. И теперь я знаю, что делать!- Что? – тут же спросил я, сгорая от любопытства.- Узнаешь, - коротко отрезала девчонка.Я бы ее с удовольствием стукнул кулаком, но знал, что всё равно не добьюсь ответа, если уж она решила сохранить тайну.До самой темноты Лана загадочно молчала, занимаясь привычными делами: кормила и поила Талимая, отмывала его тело от пота. В перерывах между этим, она помогала маме по хозяйству.Но едва зашло солнце, девчонка решительно сказала нам:- Сегодня вы должны спать на улице.От такой наглости я даже закашлялся. Мама была спокойнее.- Почему? – спросила она, глядя на девочку.- Я должна помочь Талимаю вернуться к нам. Его держат духи, и я хочу отобрать его у них.- И как же ты собираешься воевать с ними? – ехидно спросил я. Ишь, вздумала тягаться с духами!- Не скажу, - ответила она, упрямо встряхнув волосами. – Если духи подслушают, они могут помешать мне. Идите, и не возвращайтесь до утра.- Пусть остается, – сказала мама и ласково обняла меня за плечи. – Гочуайя, пойдем. Возьми с собой подстилки.Мне была не по душе затея Ланы, но спорить я с ней не стал. Захватив плетеные из лиан подстилки, я пошел следом за мамой. На улице мы, конечно, не остались. Мама напросилась на ночевку к соседям.Вот только заснуть я так и не смог. Ворочаясь с боку на бок, я промучился долго, пока вокруг не донеслось сонное сопение наших соседей.И тогда я тихонько встал и выскользнул за порог. Пробравшись к нашему дому, я осторожно заглянул внутрь. Увиденное меня потрясло. Лана… танцевала!Она кружилась вокруг спящего Талимая, исполняя замысловатые движения руками и бёдрами, взбрыкивая, как юная лань.Никогда до этого я не видел ничего подобного – в нашем племени совсем по другому танцуют. Руки девочки взмывали вверх, потом опадали, подобно крыльям птицы или бабочки. Голова ее то гордо поднималась, то вертелась вправо-влево, то замирала на мгновение.Я замер, не в силах дышать от восхищения. С трудом различимый в пламени догорающего костра, этот танец действовал на меня, как зелье шамана, отнимающее способность двигаться.Но вот Лана остановилась. Что еще задумала эта невозможная девчонка? Я предполагал все, что угодно, но только не это… Сперва опустившись на колени, девочка низко наклонилась и стала что-то шептать Талимаю в прямо лицо. Конечно, он не отвечал. О чем она говорила, я не слышал, но длилось это недолго. Лана умолкла и… улеглась рядом с моим братцем, тесно прижавшись к нему всем телом. Признаться, в этот момент я ему ужасно позавидовал. Даже захотелось выскочить и наорать на нее!С большим трудом я сдержался, всё еще веря, что это делается для блага Талимая.Больше ничего не происходило, а вскоре я услышал, как Лана безмятежно засопела во сне.Ясно, в эту ночь больше ничего интересного не произойдет. Я широко зевнул и тихонько отправился в дом соседей, где и уснул до самого утра.Наутро мы с мамой, возвратившись в свой дом, застали удивительную картину: Талимай сидел на своей подстилке и безмятежно ел кашу из растертых корней маниока.Я взвизгнул, не выдержав собственной радости, и бросился к нему. Братец едва успел отставить миску, а то бы я перевернул ее.- Тали, ты вернулся! – воскликнул я, обнимая брата. – Как же я рад!- Уф, Гочу, не задуши меня, - широко улыбаясь, ответил он.Мама, с трудом дождавшись, пока я отцепился, в свой черед обняла его.- Как ты себя сейчас чувствуешь? – спросила она. – Что-нибудь болит?- Нет, я просто очень слаб. И в голове стоит туман… Но Лана говорит, что это всё пройдет.Тут мы, наконец, обратили внимание на скромно сидевшую в сторонке девочку.- Лана, спасибо тебе за моего сына, - сказала мама. – Ты вернула к жизни и его, и нас.Девчонка пожала плечами, пригладила волосы и сказала:- Я знала, что всё будет хорошо.- Чего же ты хочешь в награду?Лана сощурилась, поглядела на нас по очереди и задержала взгляд на Талимае.- А вот пусть он возьмет меня в жены!Я расхохотался: глупее желания было не придумать.- Вот выдумала, - сказал я, отсмеявшись. – Да он не захочет!- Может, и захочу, - услышал я вдруг и с недоумением посмотрел на брата. Но тут же успокоился: я знал его слишком хорошо и понял, что он шутит. – Вот пройду обряд воина, и возьму в жены.Лана же, судя по ее лицу, приняла слова Талимая всерьёз.- Вот и хорошо. Ты пообещал. Это слышали твой брат и твоя мама. Ешь кашу.Талимай, так и не поняв толком, что произошло, занялся кашей. Но вдруг, спохватившись, тронул себя за грудь.- Гочу! А где мой камень?! Я его потерял?Я немного смутился, отошел в сторону и взял зеленый сверток – когда Талимая принесли в дом, я завернул его ?камень? в пальмовый лист, чтобы не затерялся. Иногда я его доставал и рассматривал, пытаясь проникнуть в загадку двух человек, которые были нарисованы на внутренних половинках.- Вот он, - сказал я, передавая брату его талисман. – Только, кажется, он сломан. Копаиуайи сорвал его с твоей шеи и задел когтем.Талимай взял у меня ?камень?, заглянул. Он был очень удивлен и взволнован.- Кто это? – спросил он растерянно.- Это твои мама и папа, - вклинилась в наш разговор Лана.Догадливая девчонка… У меня были такие мысли, но только после ее слов будто пелена упала с глаз.Мама подошла поближе и заглянула через плечо Талимая.- И вправду, ты очень похож на них.- Вовсе нет, – пробурчал он, – то есть да, у них-то, верно, и кожа светлее, и… Так вот они какие, те нехорошие белые люди!.. Но разве ты мне не мать? И ты, Гочуайя, не брат мой? А всё же было бы занятно узнать, где они? Живы ли? Может, они бессмертные, что живут на далёких звёздах, а может, и нет… Но если они мои мать и отец, то почему они расстались со мной? И зачем оставили мне свои лица?- Так они пытались передать тебе защиту, – вставила своё слово Лана.- Защиту? Выходит, с ними что-то случилось… Что-то нехорошее, или же со мной могло случиться. Но не мне об этом жалеть, – заключил Талимай.Разгадка тайны его происхождения стала чуть ближе, но по-прежнему оставалась множество неясностей.Вдруг в хижину протиснулась чья-то тень, а следом за ней и сам хозяин – шаман. Мы притихли, и только Лана смотрела на него чуть прищурившись, не пряча глаз. Шаман сделал вид, что не заметил ее дерзость. Он подошел к Талимаю, бесцеремонно взял его за подбородок.- Ты поправился? – с плохо скрываемым недовольством спросил шаман. – Я рад, что тебе помогло моё снадобье.Лана за его спиной фыркнула, но шаман не обернулся. Он отпустил моего братца.- Скоро ты сможешь выходить на улицу, - сказал шаман. – Тебе надо начинать тренировки, чтобы набрать прежнюю силу. Племени нужен охотник, а не больной. Я передам вождю радостную весть, что ты вернулся из плена лесных духов.Талимай кивнул, но не сказал ни слова. Я тоже малодушно промолчал, хотя очень хотелось возразить шаману – брата вылечил не он, а Лана.Наконец, старик оставил нас в покое и убрался прочь.- Если бы я поила Талимая той гадостью, что давал шаман, то никогда не вылечила бы его, - сказала Лана, скривив губы.- Я хочу встать, - сказал вдруг Талимай.Мы с Ланой переглянулись.- Ты еще слишком слаб – нерешительно сказала она.- Может, попробуем? – спросил и подошел поближе. – Я придержу его.- Ну… Давай…Талимай обхватил меня за шею, а я его – за талию. Напрягшись, брат начал выпрямлять ноги.- Голова кружится, - шепотом сказал он, но не свалился обратно. Он был настойчив…Наконец выпрямившись, он встал рядом со мной, покачиваясь, будто на ветру. Лана не выдержала, обняла его с другой стороны.- Пойдем, - сказала она. – Сделай хоть несколько шагов.Талимай, дрожа всем телом, с нашей помощью дошел до порога – туда было ровно пять шагов. Чтобы вернуться обратно, сил у него уже не хватило, и нам пришлось его тащить до постели.И все же, когда он улегся, на бледном лице появилась слабая улыбка.Теперь мы, все трое, были уверены – болезнь отступила.Через несколько дней он уже довольно окреп и к большой радости для нас обоих вновь обрёл способность ходить и даже бегать и прыгать.Довольный этим, он даже разок перекинулся через голову, показывая вновь обретённую ловкость. Я постарался от него не отставать.Поправившись и встав на ноги, он первым делом навестил Ороччи. Тот как раз покинул свой дом и стоял возле бревна с зарубками, что позволяло подниматься наверх, в хижину, верно, уже собираясь пойти в лес на поиски чего-нибудь съестного.Мужчины, в том числе и его отец, уже ушли на охоту. А мать паренька, Кочитали, бранила и попрекала сына, высовываясь из хижины:" Ты слишком слаб. Нечего тебе ходить в чащу! Мало тебе одного копайиуайи, что ли! Полежи ещё, отъешься! Ты должен быть толстым, как капибара"!Талимай, уже подошедший достаточно близко, что бы это расслышать, рассмеялся, представив себе эту упитанную зверюшку.Ороччи заметил его и задорно окликнул.А мне было не до смеха: мать Ороччи всё же была права. Глядя на них обоих. я отметил, как же они всё же исхудали за то время, пока раны их заживали!Но они, казалось, вовсе не замечали этого.Братец вплотную подошёл к Ороччи, и они поприветствовали друг друга, как это водится у нас, обнявшись и похлопав друг друг по спине сначала правой рукой, затем левой.На груди у Ороччи висел один из клыков убитого на той злополучной охоте зверя." А, Ороччи, как хорошо, что всё позади", - крикнул он." Ага. Ну, вообще-то не всё", - возразил Ороччи." А! Ты об испытании? Но я думаю, тому, кто уцелел после зубов копайиуайи, и превращение в мужчину не страшно. Верно я говорю"? - спросил Талимай." Ты прав. И хорошо, что ты тогда принял удар на себя, я обязан тебе жизнью, друг", - ответил Ороччи.С этого дня Талимай стал держаться больше возле Ороччи, чем возле Ланы и меня.Общее несчастье сблизило их, к тому же он, верно, заметил, что я стал относиться к его спасительнице как-то по особенному. Ему было немножко стыдно за поспешно данное ей обещание, но ведь деваться было некуда, отказаться было как-то неудобно. Пока же он предпочитал об этом просто не думать. И ещё ему не давало покоя сделанное мной открытие. Он часто дотрагивался до своего оберега и забавлялся тем, что раскрывал и закрывал его половинки, любуясь нарисованными мужчиной и женщиной, - мы давно уже поняли, что если надавить на одну из створок снизу, как что-то внутри камня щёлкнет, и он раскроется, как ракушка или земляной орех на огне.Хорошо, что взрослые запрещали ему и Ороччи пока ещё охотиться в одиночку и гулять самим в лесу, а давали им разные поручения, вроде плетения циновок или подготовки глины для лепки посуды. Ведь на зазевавшегося и отвечённого своей игрушкой Талимая мог напасть кто угодно. Беспечность делала его уязвимым. Лес не прощает легкомыслия.Он же всё время выражал своё недовольство." Я уже совсем-совсем здоров! Почему ж меня не пускают в лес"?" Потерпи", - говорил ему я.И всё этот оберег! Но ведь он не маленький, что бы тянуться за всем блестящим и необычным. Даже если там лица его родителей, но мы-то всегда с ним рядом, дружим с ним и любим его, что бы ни думали про Талимая шаман и согласные с ним!Я сказал ему как-то раз про это, что он слишком носится со своим украшением.- " Да что с тобой"? – воскликнул я, увидев, каким печальным стало его лицо.- " Я не понимаю… - вздохнул Талимай. – Они так красивы… Если они мои родители, то… Говорят, что белые люди злые. Говорят, что они убивают всех, кого встретят. Вы ведь слышали эти рассказы"?- " Слышали-слышали, - нахмурилась оказавшаяся рядом и слышавшая наш разговор Лана. – Ещё бы! Моё племя когда-то давным-давно с ними встречалось, и ничем хорошим для нас это не закончилось. Правда, встреча с вами, кажется, принесла ещё больше горя".Мы с Талимаем переглянулись – кажется, разговор зашел в опасное русло, надо быстренько его переменить.- " Нет! Всё-таки моя семья – это вы, - сказал Талимай решительно. – Вы – мой народ".- " Тогда… Может, я выброшу этот ?камень? в реку? – предложил я. – Чтобы он не смущал тебя, не наводил на плохие мысли".- " Нет", - коротко возразил Талимай, защелкнул обе половинки и надел на шею. С тех пор он редко заглядывал в него и почти не говорил со мной об этом.