Мрак, холод и камни (1/1)
В Форменоссэ холодно и сумрачно. Благословенный свет Дерев доходит сюда лишь слабыми отблесками, смягчающими резкие линии сурового пейзажа. Нежный отсвет Лаурелин ласкает камни, и те кажутся уже не такими холодными и равнодушными. Но, когда в свои права вступает Тельперион, и серебро на гранях камней кажется инеем, резче и глубже становятся тени в трещинах и впадинах скал, и холод ощущается сильнее, проникая в самое сердце. В Форменоссэ тоскливо и хочется плакать. Даже вполне взрослым эльдар, которыми несомненно являются младшие сыновья неистового Феанаро. Плакать тайком, когда не видят отец и старшие братья. Хорошо, что близнецы по-прежнему делят одну комнату на двоих?— в ней можно скрыться в короткие часы досуга и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Вспоминать оставшуюся в Тирионе маму, море, друзей-тэлери. Лодку с гордым именем ?Слава Улмо?, беловолосую Нинквэлин. Вспоминать Тирион?— такой яркий, праздничный, всегда залитый светом. Вспоминать игры на тёплом песке, сжимая в ладонях подаренные морем ракушки и втайне молясь Улмо о возвращении к морю. Лишь бы отец не узнал. А отец смотрит жёстко, словно давно прочёл тайные помыслы младших?— таких нелепых и неудачных! —?сыновей. С каждым днём, прожитым на Севере, Феанаро становится всё холодней и суровей, пламя его прорывается только в речах, полных ненависти ко Второму и Третьему Домам. К близнецам он безразличен, почти не замечает их, даже наказывает как-то вяло, без подлинной злости. Впрочем, Феанаро безразличен ко всему, кроме Сильмариллов и всё той же ненависти. Близнецам холодно. Тратить топливо, весьма скудное в северных горах, на обогрев спален отец не позволяет. Когда приходит время сна, близнецы забираются вдвоём в постель, укутываются одним на двоих одеялом и шепчутся о далёком море. Утро приносит равнодушно-чёткие приказы отца, насмешки братьев, даже дедушка Финвэ, раньше такой заботливый и добрый, теперь держится отстранённо, молчит, глядя куда-то в пустоту. Однажды близнецы всё понимают.—?Дедушка не смеет спорить с нашим отцом,?— потрясённо произносит тот Амбарусса, чьи волосы чуть темнее. Второй Амбарусса молчит, не зная, что сказать. Близнецы по-прежнему зовут друг друга Амбарусса, но им известно, что мать дала одному из них другое имя?— имя, которое не хочется произносить. Кому оно принадлежит, близнецы не знают и не хотят знать. Впрочем в Форменоссэ их зовут именами, данными отцом. Так даже лучше. Пусть для отца и старших они?— Тельво и Питьо, друг для друга они всегда Амбарусса. Однажды утром, настолько холодным, что вода для умывания подёрнулась хрупкой стеклянной корочкой, а зубы перестали стучать только после нескольких кругов пробежки по двору крепости, Амбарусса (тот, что светлее), глядя на совершенно не замечающего близнецов отца, с отчаянием проговорил:—?За что? За что он нас не любит? Что мы сделали плохого? Ответил ему не другой Амбарусса, тоже поглощённый мерзкой тоскливой болью, а также разминавшийся во дворе самый старший из братьев.—?Брось, Лисёнок! Отец любит тебя и Питьо. По-своему, жёстко, порой даже жестоко, но любит. А суров он со всеми нами, иначе нельзя. Он меня тоже гоняет, а я ведь намного вас старше. Так что не кисните, Рыжики, когда повзрослеете, отец переменится к вам. Разлохматив обеими руками такие же огненные, как и его собственная, головы, Нэльо удалился.—?Вот как,?— заметил светлый Амбарусса,?— значит, нам нужно быстрее повзрослеть.—?Мы постараемся,?— пообещал Амбарусса, который потемнее. И они старались. Тренировались до седьмого пота, трудились в кузнях и мастерских, познавая секреты ремёсел, корпели над книгами, стараясь не замечать холода и темноты. Вскоре, понаблюдав за ловко всаживающими стрелу за стрелой в мишени младшими, весёлый насмешник Тьелкормо позвал их на охоту.