Избавление (1/1)

Ему вытянули руку, примерились ржавым гвоздем к ладони и стукнули молотком. Томас заорал от боли. Его мучителям было мало. Для прочности гвозди забили и в запястье, старательно избегая крупных кровеносных сосудов. Потом пришла очередь ног. Гвоздь туда брали толстый, длинный. Штырь. Томас чувствовал, как железо царапает кость, как рвутся сухожилия, как штырь врезается в дерево и щепки летят в открытую рану. Сил кричать уже не было, он только хрипел и дышал загнанно, рана в боку кровоточила при каждом вдохе-выдохе. Напоследок ему надели терновый венец, углубили на лбу, так, что лицо сразу залило кровью: она попала в глаза, и весь мир стал красным. Затем стражники, отойдя подальше, стали кидать в него камнями; смеялись, когда камень прилетал в цель, выбивая стон из поломанного тела. Один булыжник метко прилетел в голову и выбил из Томаса дух.Томас проснулся. Тело ломило, руки и ноги болели в кистях и щиколотках. Томас присмотрелся на всякий случай: на дряблой коже стигмат не было. Стигматы — это не для стариков. С трудом, сдерживаясь, чтобы не кряхтеть, он сел на кровати. Опять сны про великомучеников зачастили.— Ваша святейшество, — встретил его личный помощник, помогающий облачится в папское одеяние. Томас царственно кивнул. Ему было девяносто лет, он был первым мексиканским Папой, у него была насыщенная жизнь, но каждое утро он думал, что хэппи-енд в жизни — это уйти из жизни вовремя. Вся эта чушь ?ушел такой молодой?, ?столько еще впереди было? — она от незнания конца, только от этого.Его ждали утренние дела, встреча с кардиналом Кристенсен была первой в списке, Томас открыто симпатизировал ей, уж больно она напоминала Мышку своей бескомпромиссной храбростью и острым языком. Но каждый день у него был свой заведенный ритуал. Три раза: утром, днем и вечером он молился за одного человека. Только за одного. Помимо исправления мира к лучшему, он использовал должность и для личных целей. Уже пятьдесят лет как.В краткую минуту отдыха Томас смотрел репродукцию картины про Святого Себастьяна, с тоской ожидая ночного повторения мучений. Но в эту ночь, впервые за очень долгое время, Томас увидел Маркуса. Тот стоял в столпе света, который обрывался над светлой головой желтым кругом, улыбался тепло и радостно, так, что в груди все плавилось от этой улыбки. Хотелось коснуться, увериться: Томас поднял руку, та была без морщин, молодой. Маркус перехватил его ладонь, прижал к своей щеке. Удивительное тепло и спокойствие наполнило тело.— Всё хорошо, Томас. Теперь можно. Отмолил.