Урок 6: торс (1/1)
Тёплые лучи послеполуденного солнца ласково согревали покрытые светло-коричневой чешуёй плечи, подтянутый зелёный, с голубым отливом, живот. Переливающаяся разными цветами спина и украшенные яркой рыжиной бока тонули в сочной траве, которая щекотала кожу с тихим шелестом, стоило только пошевелиться. Над головой летали разноцветные бабочки, стрекозы и томаты. Ничего необычного: Чудо развлекалась, используя Телекинез и гоняя по Консерватории Алкионы летающие помидоры. Стоило Гундлару или Широкоглазой допустить ошибку в рисунке, как томаты с сочным шлепком врезались в затылок тому из них, кто это сделал.— Я сказала, рисуем туловище альтмера. Почему у него плечи похожи на книжный шкаф? — Потому что это альтмер, напоминающий книжный шкаф, милорд, — произнёс Гундлар, даже не пытаясь очистить причёску от томатного сока и семян, просочившихся между волос.— А. Логично. Извини, твой помидор был несправедлив. Как, в общем-то, жизнь.Следующий томат подлетел ко рту Чуда и был надкушен. Крупные капли стекали вдоль шеи в ложбинку и ниже, на правую ключицу. Но вскоре он развернулся и, роняя сок с семенами в траву, устремился в сторону Широкоглазой.— Назови главное отличие мужского и женского туловища.В Консерватории повисла тишина: даже лязг доспехов Золотых святых, что ходили неустанным патрулём по периметру, стих в этот момент.— Пропорции, размеры мышц...Блестящие розовые ошмётки разлетелись в разные стороны. Широкоглазая потирала ушибленный затылок и думала о том, что она сказала не так.— Сиськи — вот в чём главное отличие. Если вы не рисуете страшного жирного мужика или тётку, напоминающую бревно, конечно же. Но раз с этой темой всё плохо, так уж и быть...Чудо вскочила на ноги, игнорируя прилипшие к спине травинки. — Всем смотреть на меня. Перед вами туловище аргонианина, и нет, Гундлар, не доставай кисточку из футляра: работать с обнажённой натурой мы не будем. Взяли в руки угольки и рисуем, рисуем! А я пробуду в неподвижности столько времени, сколько вам понадобится.Чудо простояла около минуты, после чего принялась расхаживать по Консерватории, то и дело заглядывая ученикам через плечо.— Ну вот и умнички. Плечи узкие, сиськи на месте — с женским торсом мы разобрались, и теперь будем рисовать мужской. Для этого нам понадобится модель...Отложив уголёк и вытерев грязные ладони о штаны, Гундлар поднялся со стула, но Чудо жестом велела сесть обратно.— Как ты собрался позировать и рисовать одновременно? — она осуждающе покачала головой, — Гундлар, ты что, ненормальный?— Будьте милосердны, милорд, — попросила Широкоглазая, — Гундлар единственный из присутствующих, обладающий мужским торсом.Ответом послужила тишина. Вытянутые вдоль цветных боков руки напряглись. Губы Чуда едва заметно шевелились, ведя неслышимый диалог, завершившийся довольной улыбкой.Внезапно всю её фигуру окутало разноцветное свечение, настолько яркое, что Гундлар и Широкоглазая отвернулась, спасая глаза от беспощадной рези. Когда же единственным источником света в Консерватории вновь стало солнце над головой, они повернулись обратно и застыли в изумлении. — Что? Думали, я пойду под ручку с вечностью, будучи ящерицей-малявкой?Жёлтые глаза смотрели с весельем и издёвкой. Лёгкий ветерок коснулся приглаженных седых волос Шеогората, который стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся, наслаждаясь смятением на лицах учеников. — А почему вы не рисуете? — усмешка сменилась яростью, которая уступила место тихой расслабленности, — ах да, точно. У вас же нет натуры...Резким движением Шеогорат сорвал кафтан, вместе с надетой под ним рубашкой, и развёл руки в стороны, позволяя разглядеть худощавый, но крепкий торс, по сложению напоминающий торс Чуда.— Ну вот. А теперь рисуйте, рисуйте! Меня, груши, небо, дыни, небо из дынь и меня из груш. Рисуйте, не останавливайтесь, если только вам не отрубят руки. А если отрубят — рисуйте горячей кровью, хлещущей из ваших плеч. Что бы ни происходило — рисуйте. Где бы вы ни находились — рисуйте. Ну или умрите. Потому что...Шеогорат замолчал. Поднял руку, и на ладонь его села крупная ярко-голубая бабочка с чёрной каймой вдоль хрупких крыльев: яркое детище яркого мира. Отпустив её, Шеогорат закончил предложение.— Потому что если вы не будете рисовать даже перед лицом смерти, используя его в качестве натуры, скажите мне... Какие вы тогда художники?Закончив свою речь, Шеогорат замолчал, глядя на учеников. Их губы были плотно сжаты, потому что сейчас не было нужды в словах. Вместо слов с тихим шелестом говорили угольки. Говорили одно и то же, но каждый на своём уникальном языке. А над головами художников беззаботно порхали крупные разноцветные бабочки.