V. Тринимак (1/1)

1.Сказал Магнус: я вынужден удалиться, и боги собрались в Адмантиновой башне, чтобы решить, что делать с созданным миром и самими собой.[Лорхан же смеялся над ними, но уже не имел настоящего рта, потому делал это, совершая Перемены. Его искра-семя, выпавшая из расколовшегося лунного яйца, уже породила многие из них]Большинство исключили себя из Нирна, как вышел из всех уравнений и строк кода Магия, но некоторые видоизменили свою форму, чтобы стать Эльнофей [в будущем подаривших свои Кости мерам, людям и цаэски, хотя есть иное так-прочтение].Кто-то сделал это через соединение и родительство, кто-то через самоубийство, кто-то - через бесконечную войну и пожирание друг друга. Мифическая материя уплотнилась. Двенадцать миров пали, утратив в первый раз свои опоры. Восемь принесли себя в жертву, и большой фрагмент Кости эльнофей, перенесённый на Нирн, относительно не пострадал. Его жители и стали предками меров. Они оградили свои границы от внешнего хаоса и, утаив от всех своё спокойное прибежище, попытались жить в покое. Другие эльнофей, прибывшие на Нирн, были разбросаны по остаткам разбитых миров, и годами обречены бродить в поисках друг друга и постигать освобождение дикости. Они уже вполне могли делать это, и воевать друг с другом, и обретать индивидуальные черты [не направляемые специальной волей], потому что когда Магия покинул Мир, Космос стабилизировался, и Аури-Эль обрёл одно лицо вместо постоянно скользивших [хоть и путал, какое именно - до поры].Аури-Эль ходил среди эльнофей, но всё меньше любил делать это, ибо город пожирал Старый Альдмерис, и само небо было проткнуто башнями, тянувшими к нему прах первых мертвецов, которых более не получалось скрывать [эт’ада умерли до них, но лишь Аури-Эль знал истинную последовательность и структуру событий. Смертью магические существа отделились по своей природе от других существ Неестественных измерений]. Аури-Элю был противен гобелен Старого Альмериса, искажавший изначально чистые тоны, и он сдерживался, чтобы не отрастить когтей и не разорвать его в клочья - ведь тогда эльнофей стали бы разными сообразно числу отрывков, но он знал, что это уже произошло [в будущем], и потому печалился.Война Явных Метафор опечалила его ещё больше.Лорхан, Создатель-Плут-Испытатель, что внёс жизнь Смертного Плана в бытие так же, как его отец - изменчивость в Изначальное Место, казался Аури-Элю залогом бесконечности существования ноуменов, и потому Аури-Эль желал уничтожения Лорхана. Но поскольку Лорхан и был причиной возникновения и смерти как состояния, Аури-Эль не имел власти над началами и концами явлений, лишь над их течением и положениями в пространстве. Потому Тринимак оказался исполнителем убийства [далеким от идеала]; Мефала и Боэта уже тогда смеялись над подобной несостоятельностью.Аури-Эль всегда считал глупостью быть ответственными и приносить великие жертвы, не имея уверенности в успехе.2.Аури-Эль видел свет глаз Пророка Велота в толпе меров, что с открытыми лицами стояли под алым дождём из крови Лорхана, и с тех пор сомкнул свои уста плотно, боясь назвать его и именем пометить новое существование Обмана. Аури-Эль не гордится тем, что вынужден был рассечь Плута на Массер, Секунду и неведомые части, а с самим Барабаном не ведал, как поступить, и вынужден был прибегнуть к отрицанию. Аури-Эль ничего не говорит Тринимаку, когда тот спрашивает о Велоте, бросая обвинение в преемничестве...- Я проник в пещеры и слышал слова его лжи! Он воспринял Обман, и сочится Обманом, и совращает лучших из воплощённых! - злится Тринимак, но его гнев бьётся об щит молчания и падает оземь, извиваясь змеем. И Тринимак наполняет залы словами, словно пойманными птицами - клетку, но те умирают на лету, а лик Аури-Эля, сидящего неподвижно, подобен алебастру его собственной статуи в часовне.- Он говорит, что смертные могут возвыситься и стать подобными эт’ада! Но нам уже недоступны сорванные плоды! Как может он так чудовищно богохульствовать?Но Аури-Эль сохраняет безмолвие, и Тринимак безутешен в своём сердце. Тепло от прикосновения еретика жжёт его; и не проходят следы от Розы, что тот вложил в его ладонь - а Аури-Эль жесток, не желая прикосновений вовсе. Глаза его сочатся неосязаемым Полумраком, Серым Центром между ЕСТЬ/НЕ ЕСТЬ Ану и Падомая, и Тринимак безутешен.Одно-единственное касание могло бы быть исцелением; но не ересь ли подобная мысль сама по себе, не вложенная ли в ум отрава, которой так полон Плут и все, напитанные его изъянами?..Словно теперь, вынужденные существовать в мире жёсткой формы, они должны наслаждаться ограничением и полюбить свои тюрьмы!..Тринимак умоляет Аури-Эля сказать [овеществить звуком] хоть слово, а затем обращает гнев свой на того, кого может ранить [потому что сама мысль о причинении вреда сыну Ану повергает его в трепет]. [Как и непочтительность, которую он бы мог выказать, приложив свои пальцы к оболочке плоти, что закрепилась за Временем].Тринимак берёт лук и щит Аури-Эля [всё ещё считая их неотторжимыми атрибутами] и так причащается его силы, ему же передав скверну убийства, от которой Аури-Эль бежал до этого. Тринимак, один раз убивший Лорхана, желает выкосить и его семя.Но луны смеются над ним отражённым светом.3.Как известно, аэдра принесли себя в жертву, чтобы получить материю, из которой пророс мир с неведомым исходом, а даэдра создали планы из самих себя, сохранив над ними полный контроль. Тринимак всегда помнит об этом, полагая себя частицей Ану, заключённой в прошедшей через смерть магической сути, потому его преследование Пророка кажется священной миссией. Никто не должен называть Ошибку Лорхана - Даром. Здесь, в камере, пойманный и в цепях, Велот в его власти, но кажется свободным куда более, чем закованный в доспех бог-герой.Велот облачён лишь в белый лён и сандали, кожа его - словно золотистый мёд, волосы его убраны тонкими цепочками, а голос - чарующе-убедителен. Пророк не заботится о ранах, что может получить, или о будущем, которое выстроил на песке. Его лицо не дрожит и не становится алебастром.Оно уникально и принадлежит ему самому, устанавливая здесь-точку.Наступает час полуденный, и Тринимак молится Аури-Элю, взирая на один из его остановившихся ликов, что виден из окна темницы. - Ты так любишь своего аэдра, - шепчет Велот. - Ты преклоняешься перед ним. Ты порицаешь меня за любовь к Принцам. Но чем ты лучше?Тринимак не ведает, что ему ответить. Он хочет ударить Плута, что смеётся [из глаз Велота, потому что у Плута уже нет своего рта] но Велот берёт его за руку, и Тринимак стонет в удивлении, потому что прикосновение приятно. Велот оскверняет его касаниями своих рук, и касаниями своих губ оскверняет тоже; Тринимак отшатывается, считая себя обезображенным. Но никто более не давал ему [пережить без осуждения] подобного, и Тринимак садится поодаль от пленника, чтобы задавать вопросы.То, что он знает как болезненный откол от божественности, Велот называет вторым созиданием и предлагает чтить дар, что получен от эт’ада. Каждый, созданный уникальным способом, может развиться, следуя Истинной Воле. Хаос лишён тела, Космос стабилен, и даже Плут [раздробившись и имея ныне столько голосов рока, сколько сердец наросло от его крови] сменил изначальный формат существования, чтобы суметь творить более мелкие и точные изменения. Но для большинства созданий Изменение есть Необходимый Ужас.И это есть дихотомия Ану и Ситиса, создающая всё.Тринимаку не понятны подобные речи, но он позволяет пленнику дотрагиваться до своих волос и переплетать косы и смыслы.Он воистину не ведает, зачем позволяет это, но Ануиэль, который был душою всего сущего, разделил себя при помощи Ситиса, и это взаимодействие было и есть Аурбис - так почему же и он сам не может разделить свои сомнения тем смятением, которое приносит ему Велот?..Аспекты аспектов предаются самоизучению, и Велот доволен собой.Выпавшее понимание жжёт душу Велота бесконечной болью, потому что он даже младше, чем младшие эльнофей, и не годится быть чьим-то оружием - но Аури-Эль всё ещё не ведает, каким должен быть пульс мира, потому история то скачет, то затягивается.И Тринимак впускает в себя возможность иллюзии, как позволяет ладоням Велота согревать свои плечи.Аури-Эль не ведает, что происходит, потому что [как раз прервал молчание и] молит отца своего, Ануиэля, дать ему что-нибудь, чтобы защититься от полчищ людей, что понесут Ситис [потому что тело Лорхана они забрали себе, и лишь двум кускам удалось стать лунами].Аури-Эль, который есть Время, ещё недостаточно хорошо знает себя и видит будущее так же, как прошлое, потому испытывает весь Ужас разом.Дым из вулкана-башни разъедает ему глаза; где-то в будущем Аури-Эль отращивает драконьи когти и дарует людям Чим-эль Адабал, спасая их от самих себя.Аури-Эль боится того, что расколол Барабан Судьбы, потому что ?Сие Сердце — сердце мира, ибо последний был создан ради ублажения первого“. Его собственный ум оказался расколот, но Время не лечит таких трещин. 4.Жрецы собираются, чтобы огласить вину и казнь Велота, и Тринимак - первый среди них. Он готовится со всей тщательностью, чтобы сказать верные слова о Потерянном Боге. Но когда он выходит из зала [в котором заменял одежды войны на доспех красноречия] то видит тень Аури-Эля, идущую странной походкой, и следует за нею.Сердце его бьётся в ритме судьбы, но на заре мира не каждый знает о возможностях разного пульса. Аури-Эль останавливает его у алькова, пронизанного светом Этериуса, и возлагает руки свои [вводит в течение своего потока], наполняя Тринимака благодатью и особенным трепетом. Затем Аури-Эль трогает его губы своими, и Тринимак теряет счёт времени, а также не замечает, что у алькова Три Угла. Появляясь на публике, он не ведает, что уста у него отмечены алым, и кровь стекает на белоснежный доспех. Когда он начинает говорить, то кровь идёт сквозь его горло, и он изрыгает паука, и розовый лепесток, и лезвие, но затем продолжает говорить своим собственным голосом, и все слушают его.И он называет себя самого величайшим лжецом, и кается, что запрещает чтящим Велота следовать на север - искать Барабан Судьбы, что пал в центр Красной Башни! Велот видит капли крови Лорхана, потому что несёт в себе часть Плута, потому он безошибочно определит путь. Лишь Велот видит и сквозь тело Тринимака, которое успел изучить снаружи, и созерцает Боэту, рассекающего внутренние преграды. Боэта раскрывает собравшейся толпе Истину с Тремя Углами. Вместе с Мефалой он показывает им законы Целей и научает их, как правильно носить кожу. Он открывает путь к достижению Исхода. Потом на глазах у всех Боэта выплёвывает из себя сущность Тринимака, чтобы доказать, что все его слова — истина.И Велот склоняется перед ним, а потом просит последовать за собой, и тень его идёт странной походкой.Боэта же усмехается, потому что рот-в-алом-и-меди всегда были его/ее атрибутом.5.Там, в уединении храма, Велот не знает, что чувствовать.Он касается плоти Тринимака - ещё живой и тёплой.Он целует его губы и чувствует сквозь них ответ Боэты. Он не может остановиться. Он желает их обоих, одного в обличье другого; он хочет узнать последние тайны и действительно жалеет Тринимака. Аури-Эль не является, чтобы остановить всё это.Глаза Тринимака открыты, но в них только осколки; Боэта пожирает его изнутри, и когда Велот входит в его тело, Тринимак впускает в себя Боэту. Изнутри и снаружи, они соединяются, не оставляя самому Тринимаку выхода, и он кричит от удовольствия и ужаса.Он хочет позвать Аури-Эля, но его рот заткнут поцелуем, и сладость того ядовита.Он хочет оттолкнуть Велота, но ощущает вожделение даэдра. Он хочет, чтобы пророк изменил и его тоже - но уже поздно.Слишком поздно.Собственная гниль делает его слишком слабым.Боэта и Велот пытают его [внутри самого себя] неизмеримым кошмаром порочности интенсивного экстаза. 6.Наутро Велот пробуждается, испачканный в крови.Принц Боэта возлежит на полу, одетый в кожу, которая только и осталась от Тринимака, и показывает себя восхищённо насытившимся.- Зачем ты пожрал его? - спрашивает Велот, горюя, не решаясь коснуться - но Боэта лишь качает головой.- Рад бы я не делать тебе кровавого подарка, но бог-герой оказался слаб, а я не выношу слабости. Отныне будет он перерождением гордости и извержением моего презрения. А тебе более не стоит о нём думать.- О чём же мне думать? Я любил его!- Любовь есть осознанная жестокость. Подумай, кого ты любил и было ли это любовью; нет милосердия к слабости возлюбленного, иначе вы оба не сможете жить.Велот поразмышлял над словами Принца и согласился с ними.Боэта же нашёл в земле Яму, которая должна была стать могилой Лорхана, но не стала, и изверг в неё огромную кучу нечистот - то источали зловоние истинные мысли больше-не-Тринимака, поскольку тот считал себя предавшим Аури-Эля и безмерно слабым. Восстав из силы своего отчаяния, Нечистоты начали угрожать всему живому, но Боэта посмеялся над ними, потому как теперь они стали ничем иным, как младшим даэдра, привязанным к своему гневу.Так пал Тринимак, возжелавший подняться к аэдра, но павший ниже Неразделённых, и стал Малакатом, Ожившим Гневом.Малакат же не помнил себя прежнего и начал угрожать всем, до кого смог дотянуться; воины, что были верны ему, проглотили удушливый пепел его пожеланий мести и изменились, став народом-без-земли. Прах, летящий сквозь земли серости всесожжения - вот, чем стал Зольник, сотканный из дыма и неоправданных надежд. Страдание, предательство и обман наполняют горький воздух, подобно пеплу. Малакат не желает помнить ничего о сияющем Золоте, чей лик возлюбил когда-то, потому бесконечно сжигает свою всевозрождающуюся память. Боэта же взяла его сломанное оружие и сделала из него Правосудие, что Раскалывает Души; лук и щит Аури-Эля Принц забрала тоже, потому как проигравший битву не мог владеть ими более. Велот не желал принимать подобной ноши, потому Принц даровала Молот, Лук и Щит не ему одному, но тем, кто стоял от него по правую и левую руку тоже.