Часть 10 (1/1)

Время. Лето уже давно сменилось осенью.Тот разговор ночью в отеле был их последним откровенным. После него была только одна ночь, когда они были не просто рядом, а вместе. Случайно сорвались. Кто был виноват в своей слабости первым?Это произошло на День рождения Бьянки.Чем он был особенный? Да ничем. Да, было весело. Да, она умудрилась по обыкновению подсунуть своему брату ядовитое блюдо. Да, Цуна беспокоился за него. Но Мукуро не сводил пристального взгляда с Хибари, который наблюдал за их боссом. Кёя ревновал Саваду. Итальянец и сам заметил, когда они приехали домой, что отношения его с Хаято стали теплее тех, что они обычно показывали. Но Кёя-то тут при чем? Хотя да. Он ведь не обязан думать о Мукуро. Но почему он снова думает о Цуне? Ведь даже на его День Кёя не обратил на него внимания. Так почему сейчас? Или тогда они были увлечены переживаниями после истории с Бьякураном?Хм. Мукуро не обязан думать о нем.Но почему-то выходило так, что он о нем думал. И не только сегодня и сейчас. Особенно ему не хватало теплого тела под боком, когда он ложился спать. Привычка вводит в зависимость.В общем, в этот день иллюзионист впал в краткое уныние и решил его заглушить вином. Или он пытался поднять себе настроение? Так или иначе, но обе вещи у него получались скверно.Когда, наконец, все разошлись, расползлись, а кого растащили – он остался сидеть в праздничной зале один.Вяло раскинувшись в широком кресле, Рокудо задумчиво вертел перед собой энный по счету бокал с красным вином, разглядывая его на просвет.Хибари уходил вместе с мальчишкой. Интересно-интересно… Интересно, как скоро Савада сможет снова сидеть и как скоро Гокудера попытается разобраться с Облаком? Хаято вспыльчив настолько, чтобы не понимать абсурдности этой затеи. Интересно, а Мукуро будет интересно наблюдать за этим бардаком? Интересно, может, хоть это сотрет улыбку с лица Такеши? Когда он узнает, что Ураган не просто так дружен с Цуной? Печально-печально, вместо налаживания своей жизни он занимается перемыванием других.– Ты был с ним.Ход его размышлений прервал холодный и резкий голос Облака.– О ком ты, Хибари?Бокал в тонких пальцах разбивается от удара металлом, а итальянец обхватывает руку другой, сгибаясь головой к коленям, баюкая ее, пытается уменьшить боль от ушиба, стряхивает осколки. Кёя опускает руку со своим любимым оружием.– А ты быстро. Ты ведь уходил с ним. Что, у тебя не встал на этого неудачника? Или он смог так быстро удовлетворить тебя? Ты ведь был влюблен в него!– Если ты знаешь его, а я уверен, что знаешь, то не болтай глупостей. Если в нем и может что-то возбудить кого-то, то этот кто-то должен быть извращенцем-педофилом. Неважно, сколько лет Саваде. Он ведет себя как лолита, когда оказывается прижат к стенке.– Оу. Так много текста. У тебя был опыт с лолитами? Тебя раздражает, что с тобой было так? Ку-фу-фу, выходит, мне повезло больше… – выпрямившись, итальянец гадко подкалывает. Отказ тормозов и его понесло с еще большей скоростью. Почему – он думать не успевает.Новый удар был молниеносным и пришелся Мукуро под челюсть, откинув ему голову назад.– Не веди себя как заправский Казанова. Тебе не идет. Ты слишком восприимчив к людям, чтобы сношаться со всеми.– Как грубо ты выражаешься, Хибари. Мне это не нравится.На всякий случай Рокудо отошел подальше от Кёи. Зря. Его это отступление еще больше разозлило.Мукуро говорил правду, когда признался Кёе, что он слаб перед ним. Он едва успевал отражать его удары подручными средствами. Он просто не мог причинить ему боли. Рука не хотела подниматься с этой целью.В один момент он понял, что отступать больше некуда. Когда Кёя, стоящий рядом, снова замахнулся, Мукуро поднял руку с обломком деревянной ножки стула. Но в последний момент отвел ее в сторону. Он уже устал от всего этого. В живот впечаталась тонфа, парализуя все тело болевым шоком.Мукуро сдавленно охнул и согнулся, насколько было возможно – Хибари его еще не отпустил. Он неверяще смотрел на потрясенное искривленное лицо иллюзиониста. Он не мог поверить, что его удар настиг это прохвоста.– Почему?.. – Кёя на самом деле растерян.Мукуро попробовал выдавить из себя ироничную улыбку. Из прикушенной губы скатилась на грудь капля крови.– Прости… я пьян…Он вдруг странно побледнел и стал оседать на пол. Хибари подставил плечо, удерживая того в вертикальном положении.Нерешительно, он все же отбросил тонфы и подхватил на руки отяжелевшее тело Мукуро. Усадив его обратно в кресло, он сел напротив в такое же. Теперь их разделяло пространство метра в два, отчасти занимаемое низким столиком.Придя в себя, Мукуро посмотрел на Кёю, задержал на нем взгляд и со странной смесью эмоций спросил:– Так что? Ты добрался до вожделенной задницы нашего босса? Весь день ты так усердно пялился на него, – едко растянул он слова.– Завидуешь?– Чему? – искренне удивился итальянец. – Разве моя не лучше? Она даже невинней, – он совсем уж пьяно усмехнулся и подмигнул Облаку.– Могу тебя разочаровать. Новых сплетен ты не получишь.– Значит, нет.На душе стало легче, даже ушибы стали меньше беспокоить.– Я этого не говорил.– Но дал понять. Кёя, я изучил тебя достаточно.Так чуждо прозвучало имя Хибари в полумраке комнаты. А ведь еще недавно оно было таким привычным для Мукуро. Равно как и для Кёи.Повисло тягостное молчание. Оба чувствовали себя неловко в этой липкой тишине. И надо было что-то делать, и не хотелось что-либо менять, ведь это неизбежно нарушит установившееся равновесие.Мукуро пришел в движение первым. Наполнив себе новый бокал, он подошел к Кёе. Подняв ногу и согнув ее, он поставил ее коленом на кресло, сбоку от японца. Повторил это с левой. Сел поудобнее на его бедрах.– Не отвергай меня сегодня, прошу.– Все зависит от твоих действий.– За здоровье нашего босса… – Мукуро поднес бокал к губам Кёи и наклонил его. Хибари, весь праздник остававшийся трезвым, сейчас решил изменить положение этой вещи.Тонкая струйка жидкости стекла по его подбородку. Быстро наклонившись, Мукуро слизнул ее языком. Затем провел им по влажным губам. И сразу же поцеловал их. Отбросив фужер, он жадно впился в плечи Хранителя Облака. Если бы Кёе пришло в голову охарактеризовать их поцелуй, он бы назвал его грязным. Когда он провел ладонью по груди итальянца, тот, видимо решив подстраховаться, отвел его руку в сторону, положил на спинку кресла, рядом с головой Кёи. Нашарив вторую руку, обездвижил и ее таким же образом. Делая касания губ более размазанными и пошлыми, он сплел их пальцы, с тягучей сладостью сжимая их. Оторвавшись ото рта Кёи, он прижался к его телу своим и потянулся вверх, издавая гортанный стон, совсем не опасаясь, что его может услышать кто-то посторонний.Стон оборвался кашлем, когда Мукуро почувствовал на оголенной груди зубы Облака. Тот расстегивал ими рубашку, скрывавшую от него итальянца. Язык оставил на коже мокрую дорожку и заставил Рокудо стонать снова, коснувшись соска одновременно с зубами.– Хочешь?.. – шепнул Кёя в его шею.– Д-да… – Мукуро сбивчиво дышал, глядя в потолок и тая от горячих прикосновений.– Возьми меня…– Непременно…Борьба языков и покорность тела, пожар в мыслях и озноб от возбуждения, грубость от нетерпения и интимная нежность. Порочный огонек в глазах и ядовито-вкусная страсть, лишающая рассудка и воли.Пальцы Мукуро судорожно-нетерпеливо скребут по груди и плечам Кёи. Вопреки его опасениям никаких ассоциаций с Той Дрянью не возникает, когда он постепенно опускается на горячий и скользкий член Кёи. Он рвано дышит и порой мелко вздрагивает, когда удовольствие волной пробегает под кожей. Ему тепло и горячо, исступлено-приятно и в душе горит настойчивая необходимость в одном-единственном человеке. Потребность принадлежать ему. Но сегодня… в их третий раз… он, Мукуро, необъяснимо голоден. Словно он обходился без еды, а не без интима. Сегодня он активный пассив. Настолько, что он и впрямь просто берет Кёю. В себя – телом, и собой – его тело. Это настолько же ярко, насколько казалось невозможным час назад. Кёя придерживает итальянца, положив ладони на таз. Иногда они убегают на мягкие маленькие ягодицы. Тогда Кёя чувствует, как растягиваются мышцы ануса, когда Мукуро опускается, или пытаются сжаться, когда он движется вверх. Затягивающий омут его тело. Его тепло. Его глаза. Его мягкие волосы, рассыпавшиеся по плечам и узкой спине. Иллюзия. Мукуро привык к длинному хвосту и потому, пока тот отрастает, скрывает истинную длину иллюзией. Пусть так. Даже так Кёя доволен. Все равно доволен. Пусть он и видит этот хвост только со стороны. Он ему очень нравится.Уже с каждым новым движением Рокудо стонет все громче и громче. Он почти на пределе, Кёя чувствует это. Он лишь с небольшим отрывом отстанет от него. Когда Мукуро в изнеможении закусывает нижнюю губу и кончает, Кёя грубо насаживает его на себя и через пару движений высвобождается вся накопленная за одинокие ночи сперма. Ее объема вполне хватает, чтобы заполнить Мукуро и начать вытекать наружу. Иллюзионист нервно хмурится и пытается сдержать ее в себе. Ему уже нравится это ощущение внутри него. Кёя поднимает руки по спине любовника до уровня груди и притягивает его к себе. Встреча глаз. Смешавшееся дыхание. И несостоявшийся поцелуй. Словно оба напоролись на лезвие ножа. Губы поджаты, словно в сожалении, и превратились в ниточки.Потому что поцелуй лишний. Он – для тех, кто любит друг друга. А так – лишний. Ни к чему марать его своим эгоизмом и похотью.С того вечера они стали избегать друг друга.http://static.diary.ru/userdir/2/7/1/1/2711121/76295240.jpg? Copyright: Натали-Натали, 2012Свидетельство о публикации №21210051069