1 часть (1/1)

?Никаких разговоров с русскими?, — сказал сотрудник Госдепа Деккеру, когда самолет только взлетел, и повторил еще раз, в России, уже на трапе. Он представился Томом Кейблом, лицо его было хмурое, надбровные дуги тяжело нависали, отбрасывая грозную тень под глаза, что делало его еще более суровым и чуть более уставшим. Тон его голоса после перелета стал тише, однако не потерял баллов в мрачности и уверенности: ?за нами везде следят?.Но ни эта профессиональная ?глухость?, или даже ?оглушенность?, — как сказал бы Тео, видя отчаянную способность сотрудника Госдепа видеть правду, но верить в то, к чему его готовили в родной стране, — ни собственная нервозность Деккера перед предстоящим матчем не могли испортить того радостного предвкушения, которое он испытывал. СССР встретил его поздней осенью. Пахло снегом, но Деккер не видел ничего, кроме луж. Вокруг было слишком темно, однако огни аэропорта ослепляли и кроме их вездесущего света ничего нельзя было разглядеть. Они прибыли ночью и до утра у шахматиста оставалось несколько часов, в которые он собирался добраться до отеля и поспать.Под ногами шлепало, повсюду слышалась приглушенная русская речь. Выйдя на парковку, Деккер заметил группку своих фанатов. Они обступили его, прося расписаться в блокнотах, на фотографиях, дарили ему цветы. Кейбл помог водителю погрузить вещи в багажник, а затем вежливо увел Тео: тот уже успел знатно продрогнуть. Для его зимнего пальто погода оказалась слишком морозной, щеки его побелели, пальцы стали красными и покрылись пятнами, а очки украсила изморозь. В машине была печка: Тео сразу почувствовал себя лучше, — приглушенно играла печальная русская музыка, ритм которой водитель ненавязчиво отбивал по рулю.Деккер помахал своим фанатам на прощание и закурил, когда машина выехала на трассу. Впереди были видны огни пробуждающегося города, Тео смотрел в окно, а Кейбл, видимо, думая, что Деккер совсем не знает русский, разговаривал с водителем о шахматистах в целом и о нем в частности. Беседа была вялая и не особо интересная, но вот на что Тео обратил внимание:— Не думаю, что наш товарищ победит, —сказал Том как-то особенно уныло.— Да уж, — иронично подтвердил водитель, с усмешкой глянув на Тео через зеркало заднего вида. — Наш Павликовский самый сильный шахматист в мире, да еще и играть будет на родной земле, ему просто-напросто нельзя проигрывать.— А то что? Расстрел? — нелепо пошутил Кейбл.Водитель ничего не ответил, что только больше рассмешило Тома. Остальную дорогу они уже ехали в тишине.---Когда в последний раз он ночевал не дома?Тео переложил в пальцах сигарету и посмотрел на тлеющий огонек. Ярко-красное пятно, похожее формой на Ганнетт-пик, от которого струились алебастровые ленты дыма. Русские сигареты отличались по вкусу. Наверное, дело в табаке, а, может, и в самом производстве. Тео облизал пересохшие от курения губы. Ему не спалось.Последний раз был на надувном матрасе в квартирке Барбуров, припоминалось Тео. Тогда он жил у Энди с Платтом в Нью-Йорке, и те учили его быстрым шахматам. Сначала Деккера раздражал этот лощеный мальчишка-шахматист и его громкий старший брат, который, казалось, присосался к нему только из одной лишь жажды наживы. Но, как выяснилось, их отношения были намного роднее и глубже. Прямо как отношения самого Деккера с приемной мамой. К тому же, братья его неплохо выручили в то непростое время, после ее смерти: Тео впал в зависимость от зеленых таблеток и алкоголя и вряд ли смог бы выбраться из всего этого сам.Ксандра была хорошая, а ее недостатки отлично подходили к недостаткам Тео. Из нее в самом деле получился отличный менеджер, и даже сносная мать. Ей всегда было важно, чтобы Деккер все-все рассказывал про соревнования. Она умела слушать, но при этом не появлялась на турнирах никогда.Поддержка ее была в абсолютной вере в Теодора.— Не ври, Тео. Ты никого не боишься! — сказала она.— Нет, одного игрока все же боюсь.— И кого же?— Павликовского. Он русский.— Уверена, на чемпионате мира — победишь ты.И вот спустя два года после этого разговора, Деккер задумчиво курил, лежа на постели в России. Первая встреча Павликовского и Деккера произошла, когда Теодору только стукнуло восемнадцать. Шуму из-за того, что на соревнования приехал русский гроссмейстер, было не мало, и, к своему счастью, Тео сам участвовал в них. Ксандра в те дни чувствовала себя хорошо, все было замечательно, кроме того ужасного проигрыша, который потерпел Деккер. Тео потом несколько дней переигрывал эту партию, не понимая, как мог так легко проколоться на славянской защите.Ему вспомнился разговор, который он подслушал, когда Платт болтал с фанатами Энди. Тогда еще произошла та неловкая сцена, когда Тео перепутал братьев... Сам шахматист разговорам предпочитал чтение книги где-то в стороне, подальше от шума. Но не Платт, нет. Отпрянув от восторженных слушателей и растянувшись в кресле, Барбур-старший вслух рассуждал о своих многочисленных путешествиях по соревнованиям, одно из которых включало оплаченную церковным обществом поездку в Советский Союз.Тогда Деккер впервые услышал о…— Борис Павликовский — чемпион мира по шахматам, - как всегда властно удерживая интерес приятелей, громко возвещал Барбур. — Играет он четко и просто, но за всей этой простотой не оставляет тебе и шанса для побега.Энди Барбур был чемпионом Соединенных Штатов. О нем Тео знал из ?Шахматного вестника?, где знаменитых шахматистов печатали на обложке. Деккер как-то своровал такой из магазина, куда Ксандра частенько посылала его за сигаретами и таблетками по рецепту. Энди был на обложке, утверждалось под фото. Вот только на фотографиях Барбуров было всегда двое: кто из них Энди разобраться было трудно, никаких подписей, — ?первый, слева направо? или чего-то подобного, — не было. Фото представляло собой ликующего от победы мускульного парня, обнимавшего вставшего по струнке человечишка в очках и костюме. Казалось бы, очевидно, но Тео был далек от предрассудков, так как почти всю жизнь крутился в шахматном сообществе и повидал таких высокорейтинговых щеголей, что ему действительно нужна была подпись ?слева направо?. Застопорившись на лестнице, Деккер увлеченно ждал продолжения разговора.В ?вестнике? были также фотографии русских чемпионов: Васнецов, Шапочкин, Раев и, конечно, Павликовский. Угрюмое лицо, склонившееся над шахматной доской. Фотографии у русских были похожие одна на другую: темный фон, доска, черные костюмы.— Говорят, в СССР шахматистов на зарплате держат? Это самоубийство, ехать туда играть, — сказал кто-то из толпы.— Да. Наш мир шахмат отличается от Союза. За последние двадцать лет, еще ни одному американскому шахматисту не удавалось сыграть с русскими! — Платт самодовольно сверкнул своей голливудской улыбкой.— А как туда попасть? — спросил Тео, внезапно для себя осознавая, что произнес это вслух.В ушах зазвенело эхо его собственного голоса. Говорящий заинтересованно развернулся в кресле и посмотрел на того, кто посчитал себя достойным поинтересоваться об игре в шахматы с русскими.— Все как в Америке. Подаешь заявку, делаешь взнос. Однако тебе понадобится сопровождающий из Госдепа, иначе будешь совсем беспомощен. Русские шахматисты, —сказал Платт, разворачиваясь и обращаясь уже скорее к своим приятелям, чем к Тео, — все знают английский, а мы в их стране без языка…Так, в пятнадцать, Тео решил учить русский язык.— И ты играл с Павликовским?— Играл ли я с Павликовским? —переспросил Платт с какой-то ироничной ноткой в голосе, тогда еще не совсем понятной Деккеру.— Ну, да. Ты же Энди Барбур!Казалось, все этого только и ждали. Фраза Деккера, как снаряд, разорвала толпу гомоном и гоготом. Утирая слезы, Барбур обратился к нему:— Я Платт. Старший брат Энди и его агент. Вон Энди Барбур, — Платт указал в направлении книжного шкафа, где в кресле мешке шахматист расположился с какой-то книгой. — Ему не очень нравится компания, но если ты хочешь сыграть с ним в быстрые шахматы, я ставлю на него сотню.Тео мог бы поехать на открытые соревнования США еще тогда, когда подслушал разговор Платта о Павликовском. Но сложилось все так, что русские в тот сезон не приезжали, а Ксандра заболела, и им пришлось вернуться из Вегаса.Зато в восемнадцать, Деккер смог повторить участие в соревнованиях и снова приехать в Вегас. Он не знал, что участники из Союза приедут на этот раз, поэтому, придя на соревнования, Тео как обычно купил пиво и совершенно расслабленно пошел смотреть, с кем у него будет первая партия. Вот он, его имя: Деккер Теодор, США — стол номер восемь, и его противник... Павликовский Борис, СССР — стол номер восемь.Тео допил пиво залпом и решил, что до игры с Павликовским пить больше не будет. Зайдя в туалет, он принял три зеленых таблетки, — больше, чем он пил обычно, — а когда вышел, увидел у стола своего оппонента. Павликвский был невысок, худощав, но хорошо сложен. Лицо было прямоугольное, с заметно топорщащимися ушами, но прекрасными чертами: высокий прямой лоб, блестящие насмешкой глаза, немного горбатый, но тонко вырезанный нос. Тео таращился на него, наверное, с минуту. Деккер поверить не мог, что перед ним мировой чемпион. Это был всего лишь молодой угрюмый русский парень, но ошибки быть не могло – это Павликовский, фотографию которого так часто публиковали на обложке ?шахматного вестника?. И прямо сейчас Тео предстояло играть против того, кого не удалось победить даже Энди.В зале, где играли шахматисты с высокими рейтингами, уже толпился народ. Вокруг стола, где сидел Павликовский, их было больше всего, почти все почтительно молчали. Совсем рядом с Борисом стояла внушительных размеров фигура — еще один русский, скорее всего, сотрудник КГБ.Деккер прошел через молчаливую толпу к своему столу, Павликовский встал, чтобы пожать ему руку. Пальцы у него были узловатые, с распухшими на суставах костяшками. Лицо выражало глубокую серьезность, а черный костюм подчеркивал его солидность. Послышались шепотки, среди зрителей, Тео заметил Барбуров. Платт стоял, скрестив руки, с удовольствием наблюдая за происходящим, а Энди с избирательной внимательностью смотрел только на стол. Наверняка Платт даже не запомнил того мальчишку, что интересовался у него три года назад, как попасть на соревнования в Россию. Деккер пожал руку Павликовскому, которая, к его удивлению, оказалась теплой и мягкой, как у девушки.— Добро пожаловать! — на русском произнес он. Нелепо громко и с сильнейшим акцентом.По толпе пронеслось восхищенное ?Ооо!?. Щеки у Деккера покраснели.Павликовский отреагировал как-то приветливо по-русски, но Тео ничего не понял. Широкая улыбка русского шахматиста заставила сердце Деккера пропустить удар. Впервые в жизни, совсем близко Деккер оказался с одним из таких исключительных феноменов – загадочным русским гением. Они сели, таймер издал щелчок, и партия началась. Позади Павликовского на широком мольберте была расположена картонная шахматная доска, куда были устремлены взгляды всех зрителей.Деккер был под таблетками, поэтому все происходящее для него существовало по-другому: мир вокруг утонул в темноте, оставив лишь тяжелое тиканье часов и черно белое поле. Фигуры выросли перед ним в полный рост, а он смотрел на них, двигал, проигрывал разные варианты, как когда-то в приюте, когда Хобби его только-только научил играть, и он играл в своей голове по много часов, перед сном, а иногда и всю ночь.Партия длилась почти все девяносто минут, в пепельнице лежало по несколько недокуренных окурков. Тео сделал ход конем, и Борис испытывающе посмотрел на доску. Сосредоточенный взгляд русского внушал тревогу, и хоть положение их лагерей было равным, Деккеру все равно казалось, что у Павликовского преимущество. Борис явно его смущал. Тео поднял глаза и чуть не рассмеялся от отчаянья. Картонная доска за спиной Бори наглядно показывала, как тот безжалостно разгромил такого противника, как Тео Деккер.— Шах и мат, — сказал русский шахматист по-английски.Послышались затворы фотоаппаратов, публика начала аплодировать и вещать его имя. Деккер поднялся и с достоинством еще раз пожал руку Борису. У русских так принято было, жать руку до и после партии, как бы лицемерно доказывая всем, что война на поле, совсем не означает войну в жизни.--Вдруг раздался стук в дверь. Два коротких удара. Тео подумал, что это Кейбл и решил не открывать, но стучавший стал барабанить, уже не стесняясь. Деккер подскочил.Голос за дверью с едва скрываемой паникой требовал открыть. Тео распознал русское:— Пусти меня.И то ли голос показался знакомым, то ли Деккер сам поддался этому паническому порыву, но дверь он открыл, и все, чем он руководствовался, оказалось неважным, потому что лицом к лицу он столкнулся с измученным, беспомощным, напуганным Борисом. Таким, каким он его никогда не видел.Глаза его блестели как два обуса, готовые вот-вот разорваться. Руки тряслись, а челюсть ходила из стороны в сторону, из-за чего его лицо больше походило на гримасу ужаса. — Похоже, я ошибся номером, — по-русски буркнул Борис и опустил глаза. На секунду Деккеру показалось, будто Боря сейчас потеряет сознание.Фигура Павликовского неустойчиво пошатнулась. Стройные и костлявые, как у кузнечика, ноги, вдруг согнулись, и он осел вниз, на корточки. Теряя равновесие, от запрокинувшихся наверх носков обуви, рукой Борис пытался зацепиться за ручку двери. Тео перехватил его ладонь и с силой дернул наверх. Павликовский оказался очень легким, так что сразу же встал на ноги. Остальное, произошло очень быстро. Руку, так благородно протянутую Деккерм, Борис не отпустил, а вонзил в нее свои холодные, нервные закорючки-пальцы, и с силой, которая, казалось, не может содержаться в этом шатком и худом теле, прижал Тео к дверному проему. — Ты тот шахматист, да? Американец? — спросил Боря на английском, придвинувшись до неприличия близко, установив свое колено между ног Тео и шепча ему практически в самое ухо.Он был пьян: Деккера буквально шибало запахом алкоголя, но при этом, он чувствовал и тонкую пьянящую нить сохранившегося на Борисе аромата шампуня или парфюма. Этот запах здесь был у всех мужчин — очень горький и прохладный, довольно узнаваемый, однако шедший при этом только Павликовскому. Борис буквально улегся на Деккера, придавив его своим весом.— Да, — ответил Тео, и сглотнул. Суставы в его руке переложились, из-за чего он заерзал от боли. Его тело ярко прочувствовало Бориса, каждой клеточкой кожи.Губы Павликовского почти касались артерии на его шее. — Да, — повторил Тео на русском.Боря отстранился и безумным скачущим взглядом осмотрел лицо Деккера, будто решая, может ли он ему доверять. В одном из номеров на их этаже вдруг заиграла музыка.Павликовский оглянулся на коридор, снова став диким и мрачным.— Пустишь меня. — даже не спрашивая, а впихивая Тео в номер и закрывая за собой дверь, сказал Боря.Он прислонил свое ухо с обратной стороны двери и настороженно прислушался. Наконец освободившийся Тео потер болевшую руку, красными пятнами на которой остались следы от пальцев Бориса.— Вот жопа! Ты его не видел? — застрочил Борис по-русски. — Все это время меня преследовал какой-то чудила. Надеюсь, я от него оторвался. Правда, я думал, это номер Вишни, моего друга. Есть сигареты? Желательно импортные.Деккер порылся в пальто и кинул Борису пачку американских сигарет Marlboro.— А ты-то все понимаешь, да? Русский выучил и в шахматы научился играть? Понятно. Огоньку? — попросил он.Зажигалка полетела прямиком в руки Бориса. Тео тем временем сел на кровать.— Номер твой не безопасный, так я тебе скажу. Телефон они пишут, возможно, и звук тут тоже. Все же, лучшего варианта у меня нет, так ведь? — рассмеялся Борис. — Чего молчишь? Язык проглотил?— Ты Борис Павликовский, шахматист, мировой чемпион, — Тео открыл рот, и эти слова сами вывалились из него. Он не хотел говорить ничего подобного, но мозг его все еще был изумлен подобной встрече.Павликовский убрал взмокшие черные волосы со лба и закурил.— Да, верно, а тебя звать Теодор. И ты чемпион Америки. Славно. Но мне, казалось, мы уже знакомы, не так ли?— Да, — ответил Тео. — Я не это хотел сказать. Что с тобой происходит? Ты пьян.— Да, я пьян! Но, кажется, нам нужно выпить за встречу? — лисьей походкой Боря скользнул к мини бару и достал бутылочки водки, больше похожие на игрушечные сувениры. Одну он кинул Тео на кровать, а другую опрокинул в себя. — Ура! — сказал он сипло и поморщившись. — Завтра играем, да?— Да.— И ты еще не ложился, — сказал Боря, обведя рукой заправленную кровать, чемодан, пальто и пепельницу, громоздившиеся на ней.— Не ложился. Смена часовых поясов, наверное, влияет.— А на меня это практически не действует! Где я только не был? В Мексике, Америке, Европе, даже, - Борис поморщился, — в Японии, везде сплю как убитый. Если хочешь, есть у меня одно средство — вмиг поможет заснуть.Тео пожал плечами и жестом попросил передать ему сигареты.— Не думаю, что хочу засыпать так. Эти таблетки всегда на меня плохо влияли. Для меня это словно сонный паралич: мой мозг работает, я не могу двигаться, но всем кажется, что я крепко сплю.Борис кивнул на бутылку, брошенную им на постель.— Ты не выпил за встречу.— Прости, я не пью, — Тео медлил. Он знал, какие разговоры о нем ходили, но его новый менеджер просил ничего из этого не подтверждать. Деккер не пил с тех самых пор, как в третий раз ушел в завязку, и пообещал, что не будет заниматься такой глупостью перед соревнованиями.Борис рассмеялся. Так искренне, что Деккеру самому стало как-то неловко, и он глупо заулыбался.— Ты сейчас шутишь что ли? Не пьешь? Не ты ли на соревнованиях в Париже пришел с похмелья на турнир?— Это слухи, — Тео перестал улыбаться и вдруг обиженно посерьезнел. Борис не переставал хохотать.— Серьезно? Нет, ты точно шутишь, меня сейчас, наверное, весь отель услышит! Тео, я сидел в паре шагов от тебя, думаешь, я не почувствовал, как от тебя несло?— Блять, — выругался Тео.Его так раздражало, что голос его дрожал при разговоре с Борисом. В конце концов, он плюнул: взял и опрокинул в себя всю бутылку, казалось, в один глоток — без отстатка.— Ха! — Павликовский хлопнул в ладоши, плюхнувшись в кресло, снова открывая холодильник бара. — Так-то лучше! За встречу выпили, сейчас еще за что найдем!— Борис, что ты тут делаешь? — Выпиваю с соперником, с коллегой по труду. Друзей держи близко, а врагов еще ближе, да?— Что с тобой было только что в коридоре?— Ерунда, — Борис махнул рукой, но все же немного помрачнел. — Они говорят, что мне все мерещится, но я уверен, понимаешь, он шел за мной, я точно его видел, ты же мне веришь, да? Я и не думал, что попаду к тебе в номер. Разве это не судьба? — он снова улыбнулся. — Шахматисты пьют прямо перед соревнованием! Может, я просто хочу довести тебя до такого же состояния, что и сам, чтобы завтра мы были в равном положении, а? – Боря перебросил Тео на кровать новую мини-бутылочку.— За что? — спросил Тео, подчинияясь этому моменту без оглядки, решивший просто плыть по течению, разрешая этой беседе длиться, а времени утекать безвозвратно.— За любовь, конечно же! — Деккер очень неловко, на полсекунды дольше, чем нужно, помедлил. — За любовь к родине! — пояснил Борис и снова расхохотался.