Не-салиачи (1/1)

После войны на западе салиачи хлынули в Велотиид неудержимым потоком — и мало кто был им рад. Неприкаянные, всем чужие и всеми гонимые, многие из них не имели за душой ни монеты, но и среди безумной нищей толпы беженцев были те, у кого достаточно золота и вещей, чтобы осесть и жить не хуже местных и давно перебравшихся сородичей. До статуса людей, наступивших свободному Велотииду на горло, ни одному меру не добраться — разве что в глуби пустошей, болот и независимых островов… но салиачи туда не суются. Аландро думает, что им вообще не стоит соваться в Велотиид — как и любым другим н’вахам, — но сейчас он лишь ?сын? простого торговца солью и не ему говорить о чужой недостойности.Сеуру Релет, жирный, давно позабывший песнь пустошей с’вит,старается вести дела по всему Вварденфеллу — соль и соль нужна всем — и не брезгует ничьими золотом, рабами и прочими ценностями.Он говорит: ?Нет разницы, что на монете — знак великого клана, дракон или крылатая звездная дева — золото это золото?.В мыслях он добавляет: ?Тебе все равно этого не понять, нагулянный где-то мальчишка, от которого отказался клан матери сразу же после ее смерти?.Аландро знает — Сеуру Релет умрет через пару десятков лет, захлебнувшись кровавой рвотой, и хотя его можно будет спасти, никто этого делать не станет.Лицо этого торгаша — лицо Уршилаку по крови, но не нужно быть шаманом или провидцем, чтобы увидеть: от истинного велоти в Релете лишь черты внешности и отцветающие татуировки.Седура Релет, равно торгующий солью солончаков и чужих слез, никогда не гнушается брать золото из рук не-велоти, как никогда не гнушался лить кровь конкурентов. От каждой монеты в его сундуках сильно несет горем, болью и смертью — но Аландро плевать на чужие страдания. Ему нет дела до чужой крови.Та, что была ему дорога, умерла, не успев передать ему титул и все знания, — а все остальные меры вызывают в нем лишь отторжение.Некоторые из них вызывают неприязнь сильнее прочих.Салиачи — богатых салиачи — на юге не слишком много: торговля здесь идет большей частью с далеким материком, почти лишенным солончаков… и с людьми, которые там засели и пьют кровь земли и слезы детей Велота. Если бы Аландро просили их убить, он бы щедро напоил жирную черную землю. Но никто не просит — и он давит ненависть и подносит нордским купцам травы и воду.Меров запада здесь не слишком много, но Сеуру кочует по всему Вварденфеллу и иногда выбирается на материк — айлейдов на их пути достаточно, чтобы Аландро запомнил и легко отличал их черты от кимеров оседлых кланов. Среди них много тех, кто как он или Тсогииль — и ему не хочется лишний слышать жажду чужих теней. Слышать чужие грязные мысли и чуять пропахшую неблагими даэдра кровь он хочет еще меньше.Он умеет отличать айлейдов от оседлых велоти, обходит их стороной — и редко когда ошибается.У седуры Релета гость — Аландро видел чужих гуаров, отмеченных знаками наемников Индорил, — и гость этот кажется слишком странным. Господин Релет зовет любимого сына, требует чая, сладостей и раболепной услужливости.Аландро мысленно шлет его к скампам и прячется. Его приятно злить.Мер, почти неслышно беседующий с господином Релетом кажется айлейдом — его рост, тонкость стоп и разрез глаз не походят ни на кимерские, ни на двемерские… его волосы похожи на перья, а нос — на клюв крылана. Его мысли и энергия — густой туман.Аландро не хочет прислуживать салиачи: у них неприятный говор, аура и поведение — они даже хуже, чем оседлые и те, кто пытается стать одними из них, — лишь неды ужаснее их. Аландро вообще не хочет никому прислуживать — он был рожден не для службы, но для служения, — и, может быть, это он подсыпет в пищу Релета яд.Релет злится и шепчет что-то про несносного мальчишку, которому всыпет плетей — гость улыбается губами, но не глазами.Аландро впервые за долгое время не понимает свои ощущения — ему разом хочется и выйти на свет, и убежать отсюда как можно дальше.Релет скрипит зубами — Аландро все меньше хочет выходить к ним — и сам наливает гостю свежий чай. Он не замечает легкую тень, шмыгнувшую к толстым рулонам парусины, а вот гость похоже замечает, потому что теперь ему по-настоящему смешно. Аландро надеется, что его не выдадут — и пока не ошибается.Меры проходят к подушкам — теперь их легче слушать и прощупывать намерения, но впервые это умение не срабатывает правильно. Аландро сбит с толку — наверняка Тсогииль бы знала, что это, и научила бы новому, но ее нет в мире живых, а полноценно воззвать к ней возможности нет с тех пор, как хан приказал ему отправляться на службу к Релет-Сеуру.Релет набивает табаком трубку так, будто все еще настоящий кочевник, и предлагает гостю. Гость не отказывается. Делает странный знак рукой, и Аландро замечает чужую тень, мелькнувшую в окне. Ему интересно значение знака и досадно, что слишком расслабился и не заметил других гостей. Надо чаще тренироваться.Он долго смотрит на чужое лицо — странное, непривычное для кочевников северо-запада, — и чем больше всматривается, тем больше не может его прочесть. Тсогииль умела скрывать намерения — и скрываться, — но это иное. Мер с материка не скрывается намеренно или случайно, но там, где у обычных меров клубятся эмоции, мысли и энергия, у него — недвижимая черная вода. И это не выглядит неестественно. Просто странно. Не так.— Ваш табак хорош, седура Релет. Надеюсь, ваша соль не хуже.Нет, салиачи не говорят так. Аландро плохо разбирается в акцентах и говорах оседлых, но гость говорит и держит себя как подлинный сын Велота. Трубку он удерживает на стоунфолзский манер — тремя пальцами, — и Аландро вглядывается еще раз. В чужих движениях мало, почти нет ничего от салиачи, на которых он так обманчиво похож… Сейчас мер с материка ему скорее нравится, чем нет.Гость берет чай, не переставая нахваливать дом Релета, неловко — или нарочито неловко? — сбивает длинный рукав, обнажая запястье. Узора почти не видно, но хищность, изломанность начальных линий не оставляет сомнений. Аландро понимает, почему ему хотелось оказаться где-нибудь далеко. Такие гхартоки чужакам не делают — их вообще давно никому не делают.Хочется сбежать и спрятаться, чтобы после напасть первым, уничтожить угрозу — и вместе с тем хочется совершенно иного…Бежать? Не бежать?Аландро легко сжимает длинную реберную кость — последний подарок Тсогииль — и просит не силу, но понимание. Не поющую магию, но свет во мраке.Попытаться убить и выпить силу? Последовать и охранять от врагов?Они обсуждают свежую партию молагмарской соли и изменения торговых путей — Аландро слушает их краем уха, но внимание его не здесь. Что-то ходит на улице, ждет своего хозяина. От него фонит нетерпением, агрессией и чем-то, похожим на мертворожденную страсть. Аландро не-смотрит на это, переключает внимание обратно на гостя, пока внимание не заметили — и снова попробует его прощупать.Нравится? Не нравится?Он чувствует линии гхартоков, намешанных на крови, на лаве и на дурной смерти. Собственные гхартоки, незавершенные, жаждущие роста и крови, резонируют с ними и начинают чесаться.Он чувствует великую радость и великую скорбь, которые еще не случились, но случатся.Он чувствует темную воду Обливиона — и впервые за много лет испытывает чистый, ничем не прикрытый животный страх.Когда волна оглушающего, иссушающего ужаса проходит, Аландро понимает, что ему никогда не прочесть этого мера полностью.Но ответы на свои вопросы он находит тоже.Бежать, но не в страхе, а чтобы Релет не таскал за уши.Следовать, но не сейчас.Нравится — и нравится в разных значениях.Дешаанское золото скрепляет сделку, которая не будет исполнена так, как было оговорено... но закончится так, как действительно нужно.