Глава 11 (1/1)

Не то чтобы Генри горел желанием видеть Тора на следующее утро или вечер, но когда клятый колдун не появился, то принц почувствовал досаду. Ну так, самую малость. Проворочавшись полночи, он кликнул Курта.– Приведи мне Хил, – распорядился Генри.Курт, вместо того чтобы броситься за прачкой, стал топтаться на месте.– Ну что ещё?! Она опять не хочет идти? Иди узнай сначала!Курт пожал плечами.Принц едва не застонал от желания отвесить верному слуге оплеуху, но вспомнив, что именно молчаливость была тем самым качеством, за которое он и приблизил к себе этого простолюдина, Генри сделал шумный вздох и принялся играть в угадайку: что же хотел сказать Курт?– Она в замке?Курт отрицательно замотал головой.– Пропала? Тоже нет? Дома?Слуга дернул плечом и кивнул, что принц перевел как ?вполне возможно?. Можно, конечно, отрядить его и туда. Но пока Курт доберется, пока Хил соберется... Генри пнул одеяло, буркнул: ?Иди?, - и снова растянулся на постели. Что-то ему не везет в последнее время. Бог наверняка сердится на него. Впрочем, завтра четверг. – Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил, – Генри подставил голову под крестное знамение. – С моей последней исповеди прошло семь дней. Отец Бенедикт изобразил внимание и готовность выслушать коленопреклоненного принца. Он был типично английским священнослужителем – высокий и худой, с вытянутым лошадиным лицом, трогательными рыжеватыми кудряшками, обрамлявшими тонзуру. Его напускную суровость то и дело сбивала живая мимика, больше даже похожая на кривляние, в чем, естественно, заподозрить святого отца было уже само по себе грешно. Но все же он был довольно молод и располагал этим к себе, а еще никогда не усердствовал в излишнем чтении нотаций принцу. Генри обычно быстро отчитывался. Потом он выслушивал отеческие наставления. Иногда даже спорил, какой грех более простителен. Тем более что отец Бенедикт был снисходителен к своему духовному чаду. Особо теплых отношений у них, впрочем, не было. И хотя тайна исповеди настраивала на чуть большую откровенность, монах не был посвящен во все подробности дел принца. В общем, отец Бенедикт знал почти столько же, сколько и большинство любопытных, разве что из первых рук. Раньше все было понятно:– Сын мой, женщина – сосуд скудельный, и твой долг христианина и рыцаря заботиться о своей душе, путем смирения плоти, - нравоучительно произносил отец Бенедикт.– Я так и сделаю, когда мне будет лет сорок, – торжественно обещал принц.И дальше:– Сын мой, пост нам послан для умерщвления плоти...– А рыбу можно?– Можно.– Ладно, фунта три, жареной. Это же не грех? – и все заканчивалось привычной епитимьей.А теперь что говорить?Генри, закусив тонкую губу, посмотрел на святого отца и напомнил себе, что если он не хочет гореть в аду, то нужно просто это сделать, и выпалил столько раз повторенные про себя фразы:– Грешен я, святой отец, в содомии. Это было один раз и больше не будет.Повисло молчание. Падре несколько раз моргнул. В блеклых светло-голубых глазах зажегся неподдельный интерес и удивление. Принц не отводил взгляда от скуластого лица, вытянувшегося в недоумении и все сильнее напоминавшего лошадиную морду. Хотя Хил всегда утверждала, что его духовник больше напоминает щеночка. – Тебе понравилось, сын мой?Тут Генри почувствовал, что краснеет. Врать на исповеди – грех, а сказать правду он просто не мог.– Ну, чем один смертный грех хуже другого? – извернулся юный распутник. Отец Бенедикт возвел очи:– Сын мой, вспомни, что случилось с теми, кто дал название этому греху! А вот угроз принц не любил, даже таких, которые произносились скорее по обязанности. Смущение сменилось возмущением. Но позволить себе гнев принц не мог.– Хотите сказать, святой отец, что бог обрушит на мою голову горящую серу?Пришла пора возмутиться святому отцу:– Не будь ребенком, сын мой. Бог всегда с тобой.Ну не всегда, а приходит, когда вздумается. Правда, это и не тот бог, о котором говорилось. – Вспомни, как он спас тебя при Шрусбери! – патетически воскликнул отец Бенедикт, вскинув вверх руку и многозначительно потрясая зажатым в ней Святым Писанием.Это принц помнил отлично. Зато сомнений не осталось, о котором боге речь. Генри вдруг стало смешно. Чтобы не показать улыбки, он опустил голову, прикрыл лицо ладонью и начал раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь совладать с накатывающим на него странным весельем. Отец Бенедикт, вероятно, принял все это за глубочайшее раскаяние и, положив руку на плечо Генри, добавил проникновенным голосом:– Знай, бог любит тебя!О том, как его любил бог, воспоминания были свежи настолько, что принц еще не мог сесть в седло. Генри душил истерический беззвучный смех. Он понял, что надо заканчивать весь этот вертеп, и встал, стараясь не смотреть в лицо святому отцу. Однако священник был верен своему долгу - сражаться за грешную душу до последнего:– Я вижу, как ты страдаешь! Это путь к очищению. Просто запомни: слушай гласа божьего в сердце своем. Налагаю двадцать ?Аве?, три дня поста и пожертвование ордену...Дальше Генри не слушал. Выбежав из замковой часовни, он забился в ближайшую нишу и захохотал от души. Можно сказать, его благословили на дальнейшее. Пожертвование он сделает.В этот же день монастырь святого Августина получил 250 фунтов. А к вечеру в замке случился переполох. Во дворе обнаружился конь в полной упряжи – и весьма богатой! – не подпускавший к себе никого.Дворовая челядь шепталась, царило всеобщее замешательство. То там, то сям раздавались испуганно-восторженные возгласы. Это было неудивительно, ведь жеребец поражал и размером, и статью. К тому же он отличался необычной мастью цвета белого вина. Принц, которому, естественно, доложили о внезапном появлении коня, вышел во двор и подошел поближе к ?находке?. Конь стоял смирно, изредка прядая ушами и тихо пофыркивая. Как завороженный Генри протянул руку.– Ну! Что же ты, красавец!Конь нервно дернулся и всхрапнул. Генри поймал повод и мягко потянул его к себе. Животное встряхнуло светлой шелковистой гривой.– Ну же! Хороший! Красивый! – успокаивающе тянул Генри. – Ты чей?На это конь ответил тихим ржанием. Больше всего Генри хотелось, чтобы это было бы посланием от отца. Тогда не возникло бы ни вопросов, ни сожалений. Но смутные подозрения, что подарок (а в том, что это подарок, принц не сомневался) имел несколько другое происхождение, крепли с каждым мгновением.– Это неизвестно чья лошадь, – раздался голос аббата.Жеребец зафыркал, а Генри поморщился. Вот так вот взять и обозвать прекрасного коня. Принц подарил служителю божьему недоуменно-недовольный взгляд. На что аббат немедленно продолжил:– Дабы избежать пагубных последствий, лошадь следует немедленно передать церкви...– Что?– Неужели вы не видите, ваше высочество?! Такая упряжь может быть только на дьявольских созданиях!Принца перекосило от подобной алчности. – Не собираюсь вам напоминать, что не далее как сегодня наша мать-церковь уже получила 250 фунтов. Вы же, отец Рандольф, вряд ли можете рассуждать о принадлежности этого создания к темным силам, раз до сих пор не заметили, что это не кобыла, а жеребец.Тут же раздался хохот челяди и солдат. А принц, позабыв, что еще совсем недавно морщился от мысли, что придется сидеть, вскочил седло. Вспомнил он об этом, только когда сделал два круга по двору. Седло явно нездешней работы было удивительно удобным и мягким. Кто прислал ему коня, Генри уже не сомневался. ?Вот ублюдок!? – со странной смесью веселья, смущения и какой-то детской радости подумал принц, похлопывая по гладкому лошадиному боку.– Я назову тебя Тор, – громко сказал Генри и спрыгнул на землю. Всё-таки последствия пари все еще давали о себе знать.Настроение было отличным весь следующий день. Солнце светило. Дела спорились. Идея проехаться по своему герцогству нашла бурное одобрение. А если принцу и вспоминался Тор, то теперь исключительно как конь, на котором он (Генри) будет ездить и даже при желании может огреть его хлыстом. Естественно это не могло не радовать.Такой душевный подъем не мог не отразиться на подъёме телесном. Однако в этот раз принц о таком варианте подумал еще с утра, и к вечеру у него не было оснований сомневаться в предстоящем свидании.В самом деле, как только солнце скрылось за горизонтом, и в темном небе зажглись первые звезды, дверь тихо скрипнула. В спальню принца вошла Хил. Против обыкновения веселая валлийка была на этот раз очень сдержана. Генри, сидя на кровати, с удивлением разглядывал Хиуэллу. Подружка стояла, потупив глаза и смиренно сложив руки на животе. – Хил, – позвал принц. Он не хотел ни ссор, ни слез. Не будучи по натуре деспотичным, всю жестокость Генри оставлял ?врагам?, с коими поступал, как подобает правителю, предпочитая в общении с женщинами ?доброе согласие?. А так как принц был еще увлечен другими делами, то будучи не слишком терпеливым, выбирал наиболее сговорчивых. И вот теперь его всегда готовая подружка-хохотушка ни с того, ни с сего стоит, как статуя Девы Марии, заставляя Генри чувствовать себя крайне неловко. А хотелось простого удовольствия.– Хил, иди сюда, – снова как можно мягче позвал принц и похлопал ладонью по постели рядом с собой.Женщина вдруг всхлипнула и бросилась к ногам Генри.– О, мой принц! Мой владыка! Прости свою служанку! Не могу я больше любить вас так, как угодно вашему высочеству.Генри закусил губу и поморщился. Кажется, намечался очередной ливень из слез. Принцу же, как всякому нормальному мужчине, женские рыдания нисколько не доставляли радости. Но делать нечего. Уже по опыту зная, что если он хочет насладиться соитием, то придется разобраться с очередным горем любовницы. – Хил! Погоди. Перестань! – юноша вскочил с кровати и попробовал поднять женщину с колен.Увы, совершенно безуспешно. Хил рыдала и продолжала цепляться за его ноги, что только добавляло беспокойства. Если уж со случайными собутыльниками принц частенько плевал на правила этикета, то в постели он тем более предпочитал общаться на равных, даря и получая наслаждение. А тут... Ну какое тут наслаждение, когда слезы льются непрекращающимся потоком? – Хил! Объяснись ты, ради пресвятой девы! Что стряслось?! Ведь все же было... и поста нет, и …– Мой сын!Генри выпустил плечи женщины и озадаченно уставился на неё. Сын. Что-то такое Генри смутно припоминал. У Хил был ребенок. Не его, само собой. Ему то ли семь, то ли больше. Это всё, что Генри помнил. В общем-то, его это интересовало мало. Он просто как-то пообещал потом, возможно, взять его в пажи и больше не думал. А что - пришло время? Но вот точно для этого так выть не обязательно. Принц вздохнул поглубже, чтобы озвучить свою мысль, но тут услышал:– Прошу вас о великой милости! Принц мой! Если ничтожная Хиуэлла вам была хоть чуточку дорога, во имя всех святых! Спасите моего сына!– А? – Генри облизал пересохшие губы. Всё оказалось сложнее. – Что случилось, Хил?Женщина подняла заплаканное лицо.– Молю вас, мой господин! – Да в чем дело-то?Но женщина снова принялась рыдать, а у принца бешено скакали мысли: что такого могло случиться, и почему нужно именно его вмешательство. Мальчишка куда-то влип? Хил рыдала так, что не могла произнести ни слова. Генри решил её успокоить лаской. Однако стоило ему нежно провести по её боку, как женщина шарахнулась от него, словно от прокаженного.– Принц! Пощадите!Терпение Генри иссякло. Он подскочил к Хил, схватил её за плечи и ощутимо встряхнул:– Да скажи же ты толком! Я приказываю!– У-у-у-у! – раздалось в ответ.В голове у Генри мелькнула мысль, о том насколько же проще с мужчинами. Впрочем, принц тут же устыдился подобных, недостойных рыцаря соображений. Подавив вздох, Генри усилием воли взял себя в руки и отошел от любовницы: – Слушаю тебя, Хиуэлла, – сказал он как можно спокойнее, стараясь придать голосу значительности.Та еще немного поплакала, но видимо полное имя вкупе с нарочитой сдержанностью принца подействовало на неё благотворно.– Мой принц... – начала она рассказ.Несмотря на легкий и веселый нрав, Хил не была особо распутной. Ведь ко всему прочему она - добрая католичка. Скромницей, конечно, её тоже язык бы назвать не повернулся. Хотя ей и так хватало соседских пересудов и упреков от родни, что выскочила замуж за англичанина. А ещё Хил везло. Её в замок прачкой взяли, а уж когда тут в появился молодой пригожий принц, то и вовсе стало все замечательно. Хил не стала рассказывать о том, что благоверный, узнав, кто ему наставил рога, предпочел глушить тоску элем и шашнями с её сестрой. И о скандалах промолчала, и о том, как охаживала своего когда-то любимого мужа поленом, причем при полной поддержке родственников, которые уже подсчитывали возможные барыши и блага от благосклонности принца. Зато поведала, что сын у неё один, и бог не дал ей больше никого. Недавно её кровиночка заболел и три дня метался в горячке.– Сглазили, – четко поставила диагноз местная знахарка и отправила Хил в церковь, где женщина истово молилась все три дня. А по ночам дома клала поклоны перед распятьем.Усердие не пропало даром. Прося в очередной раз святую Винефриду сжалиться над её сыном, Хил крепко приложилась лбом об пол и познала благодать. Комнату залил мягкий свет, и перед ней предстал ангел. Самый настоящий. С крыльями и мечом. Он был в золотых доспехах и сколь прекрасный, столь и грозный. Ангел сказал:– О, женщина! Сосуд скудельный! О радостях плоти лишь мылишь. Грех на тебе, а платить за все сыну! Распутство свое ты оставь. И забудь ты о принце! Хил была потрясена и испугана настолько, что не смогла вымолвить ни слова. Но поклялась себе исполнить наказ ангела, а наутро у мальчика спал жар. – Если вы помните мою преданность, – снова взмолилась Хил и грохнулась на колени, – то забудьте меня и не принуждайте любить вас!Генри схватился за голову. Однако его посетило одно соображение:– У ангела были голубые глаза?Хил перестала выть и уставилась на принца:– Что? – недоуменно переспросила она.– Глаза, какие у него были глаза и вообще - волосы, борода? Как он выглядел?– Н-не знаю, – Хил почему-то снова испугалась, – не помню. Он ангел! Ангел! Ваше высочество! Помилуйте!Принц застонал. Еще одной истерики он не выдержит. – Иди. Хил тут же подобрала юбки, еще раз поклонилась и выбежала за дверь.Настроение было испорчено. Завтра Тору предстоял поход. Бедный конь еще не знал, что значит неудовлетворенное высочество.****Наконец-то Генри блаженно вытянулся на постели. Пусть не такой удобной и привычной как его собственная, но воину не пристало обращать внимание на такие мелочи. Тем более ему в жизни приходилось ночевать в куда более спартанских условиях. Хотя последние несколько месяцев Генри спал исключительно в замке.Однако сегодня он весь день провел в седле, а весь вечер за столом, выслушивая заверения в преданности, которым, как подозревал принц, грош цена.К ночи накатила усталость, к которой примешивалось и раздражение. Старик Вристелхейм оказался скользким типом. Но, кажется, граф внял доводам принца. Вроде все неплохо. Однако сон не шёл.– Ку-урт, – тихо позвал принц.Раздался шорох, и Генри увидел, как слуга, растянувшийся возле кровати, поднял голову и повернул сонное лицо.– Не спи! – приказал принц.В полутьме спальни, освещенной лишь светом луны, он увидел, как Курт кивнул и старательно раскрыл глаза. Генри, напротив, опустил ресницы. Завтра снова в путь. Принц безуспешно карабкался по гладкому стволу. Забава достойная лишь простолюдинов, как говаривал отец. Правда, в этот раз за принцем наблюдал весь двор, включая короля. Но вместо одобрения или насмешек, принц слышал только бряцание оружия. Генри изо всех сил напрягал мускулы в попытке удержаться на скользком столбе. Он точно знал: если свалится – не будет ему пощады. Обязательно нужно залезть на самую верхушку. Иначе ангел, явившийся к Хил, просто напросто его растерзает.Принц стиснул зубы и еще теснее прижался к столбу всем телом, одновременно попытавшись подтянуться на руках. Однако в этот самый момент его неудержимо потянуло вниз. Стало страшно. Тем более там, под ногами, разверзлась Геенна Огненная. Генри захотелось заорать, но он с ужасом понял, что не может издать ни звука. Еще одно отчаянное усилие, и тут Генри почувствовал, как подаренный конь подхватил его за бока и поднял вверх, прямо в небеса. Страх немедленно сменился диким восторгом, а ощущение тепла за спиной придало небывалой уверенности. Чувства были столько сильными, что Генри проснулся. Сердце, еще миг назад колотившееся от радости, замерло от ужаса. Его крепко держали! Нет, лапали!Генри забился, пытаясь вырваться, когда услышал:– Прекрати, зараза рыжая! Яйца отобьешь!Голос был глух оттого, что говоривший уткнулся носом в шею, но знаком.Генри замер. Он узнал, кто этот наглец. Ну, Тор, конечно! А кто еще мог так по-скотски влезть в койку?– Пус-сти, – прошипел принц и тихо добавил, – проваливай!– Щас! – ответил Тор, продолжая шарить руками по телу. – Только штаны надену!Генри пихался, лягался и даже попытался пустить в ход зубы, но это лишь подзадоривало его ночного гостя.– Ку-урт! – наконец позвал принц, догадываясь, что это бесполезно.– Он лишний, – горячо шепнул Тор ему в ухо, переворачивая Генри на спину.Принц очень сильно пожалел, что лег в одной рубашке, которая уже задралась до самых подмышек, позволяя проклятому чернокнижнику прикасаться к его обнаженной спине и ниже.– У нас с тобой был уговор: один раз и всё! Так что сгинь и жеребца своего забери!– А он чем тебе не угодил? – слова были не слишком внятными, так как Тор одновременно присосался к шее Генри. От обжигающего дыхания и влажных губ по телу побежали мурашки.– А зачем он мне? После тебя я в седло всё равно сесть не смогу!Тор прижался теснее:– Я уже понял, что дело только в этом, – фыркнул он принцу в ухо.Генри обреченно застонал. Скрыть свое возбуждение не было никакой возможности. От всей этой возни он завелся не меньше колдуна и упирался теперь разве что остатками морали и упрямства, так как его собственные руки обнимали крепкое мускулистое тело Тора не менее страстно.Тот в ответ снова фыркнул:– Не бойся, не порву. И растяну, как следует.– Скотина! Сукин сын... – выдохнул Генри почти нежно.– Заткнись, зараза. Я ас, – пробурчал Тор, впиваясь в губы Генри.Он еще что-то шептал и выстанывал, но Генри не разобрал ни слова. Весь рассудок выдуло из головы со свистом. Особенно когда Тор провел своим членом по промежности Генри, а затем заставил его сжать бедра.Все это барахатанье ни на гран* не напоминало их упражнения в сарае. Тор явно не собирался терпеть. Напротив, как только Генри перестал упираться, он навалился всем весом и начал бесстыже тереться о принца, передавая тому жар своего тела. И снова красные вспышки перед глазами, и снова большая, чуть шершавая ладонь ласкает член, заставляя забыть, кто ты есть. И снова приходится отчаянно кусать губы, чтобы не заорать во весь голос...– Дьявол тебя раздери! Чтоб тебе! – шёпотом воскликнул принц, стоило ему прийти в себя. – Курт! – Спит он, – пояснил Тор.Генри вспомнил, с кем имеет дело. Колдун. Интересно...– А остальные в замке?– Тоже дрыхнут, – Тор вольготно растянулся на постели, явно не собираясь никуда уходить.Генри плюнул и тоже устроился поудобнее. Хотелось спать, но одна мысль не давала покоя. Он поднялся на локте.– Тор, скажи честно: это ты приходил к Хил?– Это кто? В полутьме было слышно, как любовник сопроводил вопрос зевком.– Это… женщина...Тор резко повернулся и чуть подвинулся. Теперь Генри ясно мог видеть его лицо в лунном свете. Оно стало серьёзным и внимательным. Тор долго смотрел на принца, потом сказал:– Нет, не я. Не буду я к твоим бабам лезть. Сам разбирайся.Потом снова лег на спину, и принц услышал почти беззвучное ворчание:– Ученый уже...Генри тоже лег на спину и уставился в потолок. Тишина. Похоже, спят не только люди, но все живое вокруг. Если вдруг кто... да кто и что может угрожать, если рядом Тор? Генри давно не чувствовал себя в такой безопасности. Сон навалился мягким пухом.В следующем замке, перед тем как отойти ко сну, его высочество потребовал подать ему горячей воды для омовения.Курт с тех пор спал исключительно за дверью.-------Гран* – мера веса в одно ячменное зерно 64,799 мг