Глава 7. Взгляд со стороны (1/1)

Остаток дня прошел как-то бестолково, а весь позитивный настрой куда-то улетучился. Даже несмотря на то, что Дедуля соизволил, в конце концов, отреагировать на Зоины попытки объясниться, удовлетворения от первого долгожданного отклика не чувствовалось. Не очень-то хочется прыгать от счастья, когда в ответ на помощь получаешь угрозу. ?Черный Охотник тебя убьет?,?— очевидно, так можно было перевести жестикуляцию ?Серого?. Судя, по его достаточно резким движениям, именно в утвердительной форме. Он показал сперва на изображение Вредины, а потом на Зою, значит, первый являлся в данной конструкции субъектом, а вторая?— объектом, к которому субъект будет прилагать действие. Конкретно вскрытие горла, либо нечто близкое по смыслу. Все, вроде бы, предельно ясно. Уточнить, конечно, на всякий случай, не мешало, но не получилось. Дедуля конкретно дал понять, что на сегодня лимит его общительности исчерпан, и вновь ушел в себя. Надоедать ему дальше женщина не рискнула. На протяжении всего обратного пути, Джерри, ставший непосредственным свидетелем этого неоднозначного контакта, напряженно молчал и с преувеличенной сосредоточенностью таращился на дорогу, вцепившись в руль мертвой хваткой. В мыслях Зоя неустанно благодарила его за то, что не задает вопросов, так как с уверенностью ответить сейчас не могла даже на собственные. Отвернувшись от помощника и погрузившись в раздумья, она тоскливо созерцала проплывающие мимо однообразные виды военного городка. Серые коробки складов и покатые горбы ангаров; навесы, стоянки, вышки непонятного назначения. Все это было выстроено в четком геометрическом порядке вдоль идеально ровных прямых дорог. Временами в этот порядок вклинивались обширные интервалы пустого пространства?— то ли вертолетные площадки, то ли плацы, то ли два в одном. На заднем плане тянулся высокий, такой же серый, как и все прочее, забор, усиленный по верху проволочной электроизгородью. А за пределами базы, точно безмолвный страж кроющихся здесь тайн, замер сумрачный лес. Сюда вряд ли бы кто-то смог проникнуть без ведома хозяев и еще менее вероятно, что кто-нибудь когда-нибудь отсюда сбегал. Неважно, человек или инопланетянин. Не сбежать было и Зое?— она это понимала. И Охотникам тоже было не сбежать?— это понимал, как минимум, один из них. И все же Дедуля уверенно грозил смертью, да не кому придется, а ей — единственному человеку, который попытался отнестись к пленным по-доброму и с пониманием. Или, их как раз таки бесит, когда по-доброму с ними? Вроде как, не положено? Дичь ли, враг ли?— объект охоты не должен вызывать симпатии, иначе, неровен час, еще убить его не сможешь… ?Ты?— самка?,?— внезапно вспомнился ответ Нашатыря. Зоя тогда спросила его, почему он ее убивать не стал, и он объяснил, что дело в половой принадлежности. Но это, по-видимому, касалось лишь трофейной охоты. Являлась бы она для него пищевым объектом или источником опасности?— и здоровяк бы мигом отбросил свои джентльменские замашки. Так что надеяться на снисхождение со стороны двух захваченных особей было по меньшей мере глупо. Из разряда ?самка дичи? миссис Джефферсон автоматически переходила для них в разряд ?враг? лишь только потому, что находилась по ту сторону решетки. Более того, ?хищники? даже могли не догадываться, кто из ученых какого пола?— защитные костюмы скрывали особенности фигуры и отсекали запахи тела, а по одному только лицу Охотники вряд ли могли догадаться, мужчина перед ними или женщина. Одним словом, было не удивительно, что Зоя не добилась ничего, кроме угроз. Странным показалось другое: а почему это Дедуля, такой большой и сильный, вдруг на товарища стрелки перевел? Почему не сказал ?Я убью тебя?? Решил, что у Вредины больше шансов? Или захотел уступить ему честь расправиться с негодной человечишкой? Или… Она закрыла глаза, и в памяти вновь возник спокойный и величественный облик ?Серого?, его проницательный взгляд, красивое своей чужеродной, непривычной для человеческого восприятия красотой лицо… Вот по поводу Нашатыря и Вредины Зое всегда хотелось сказать ?морда?, ?харя? или ?физиономия?. А у Дедули было лицо. Лицо мудреца и философа… ?Он тебя убьет!? Старик выглядел очень уверенно, и его жесты были четкими. Он. Ты. Убить. Ничего лишнего. Но… Зоя нахмурилась и сжала губы, внезапно заподозрив собственную бестолковость. Перед этим Дедуля сделал еще один жест. Женщине сперва показалось, что он имитировал удар, а затем, чтобы было понятнее, заменил на ?вскрытие горла?. Но если это и был удар, то по экспрессии своей он максимум тянул на легкую пощечину. А скорее даже на попытку отогнать. И если поглядеть на всю смысловую конструкцию с этой позиции, то получалось уже предупреждение, а не угроза! И диалог выходил теперь вполне осмысленный: ?Не приближайся к Черному Охотнику?. —?Я не понимаю… ?Он тебя убьет?. Таким образом, если Зоя сейчас расшифровала все верно, а не приняла в который раз желаемое за действительное, ситуация в корне менялась. В первую очередь, это могло означать, что Дедуля не держит на нее зла, а, напротив, желает обезопасить. Когда она рисовала его, себя и Вредину, а потом отчаянно пыталась донести, кто есть кто, Охотник сделал вид, что смотрит мимо, но сам все прекрасно понял: особь перед ним пыталась выяснить, как оба пленника настроены по отношению к людям и готовы ли сотрудничать. Это давало два возможных вывода. Первый: его товарищ жив и тоже не идет на контакт; и второй: раз с ним пытаются так доверительно общаться, то и со вторым воином проделывают то же самое. И вот как раз это, похоже, Дедулю насторожило. Возможно, Вредина был какой-нибудь умственно неполноценный? Учитывая его звериное поведение, в это охотно верилось… Или он принадлежал к особой бойцовой расе, не годящейся для разговоров? Или вообще являлся преступником? Или… Он все-таки был самкой. Банальной истеричкой, которая в гневе не способна нормально соображать и готова порвать кого угодно. Что уж греха таить, такие и среди людей встречаются… Сказать наверняка Зоя, конечно, не могла. Но теперь она, хотя бы, знала, что такое явное различие между ?хищниками? наблюдается совершенно неспроста. И, раз Дедуля решился предупредить об этом, то ставить крест на контакте с ним еще было рано. Хотя, торопить события тоже не стоило. Миссис Джефферсон сама не заметила, как автомобиль остановился возле уже знакомого крыльца. Поблагодарив Джеральда за помощь, она вышла и направилась в здание. Джерри последовал за ней, не отставая ни на шаг, и Зоя чуть было не попыталась отпустить его по-барски отдыхать, однако вовремя сообразила, что парень уже не сопровождает ее, а просто возвращается на свое рабочее место. На четвертом уровне они действительно разошлись в разные стороны: коллега отправился в лабораторию, а доктор Джефферсон свернула к кабинету Нолла. Заведующий, как оказалось, сам только что пришел. Вид у него был усталый и задерганный. Зоя отчиталась, не забыв упомянуть знакомство с техниками, впечатления о стройке и неоднозначные идеи микробиолога, а также честно рассказав про ?разговор? с Дедулей и, под конец насилу удержавшись от вопроса, что за личность эта Геката, о которой проговорился Джерри. Эдвард, в свою очередь, посетовал на инопланетное упрямство и нажаловался на доктора Рассела, доставшего всех со своим предложением хотя бы одного ?хищника? слегка заморить газом, дабы во имя науки распять на хирургическом столе. Потом они наведались к начальнику Блейну, а он, в свою очередь, позвал их смотреть изоляторы, качество которых как раз собирался оценить. Прибыв на место, деятельный ?натуралист? с уморительным видом знатока осмотрел запорошенные строительной пылью помещения, собственноручно сходил подергать сливные решетки и постучал кулаком по смотровым стеклам, ни капли не смущенный тем, что по проекту конструкции были рассчитаны не на человеческого задохлика, а на Дедулю весом эдак центнера в три… Дальше Блейн внезапно спохватился и отправил Зою на медосмотр, который благополучно съел остаток дня. А вечер пришлось потратить, развлекая Хелен. Подружка-шпионка пришла с коробкой кремовых пирожных, повздыхала, что так никогда не похудеет, и большую часть, в итоге, съела сама (хотя бы эта черта в ней оказалась подлинной), потом расхвалила новый Зоин наряд, выразив надежду, что она такая грозная теперь-то уж точно ?возьмет чертовых инопланетян за яйца?. Видимо, Хелен сделала вывод, что, раз похищенного зоолога не сожрали сразу, то дальше можно не волноваться, и потому начала хохмить. Зоя же в ответ чуть было не сказала, что там, по сути, брать не за что, но раздумала?— вдруг, это тоже была военная тайна?.. Приглушив освещение, последние научники ушли, и в помещении остались только шестеро вооруженных низкоранговых воинов. Глыба определил их именно так по той причине, что бойцами весь день помыкали, как угодно, относясь ненамного почтительней, чем к предметам мебели. Примерно так же, если сравнивать, было принято обращаться с новобранцами в клане. Смена караула произошла пару часов назад, и охранники еще слегка подрагивали от страха?— наверное, ожидали в любую минуту, что пленник голыми руками разогнет прутья своей тюрьмы и учинит над ними, горемычными, жестокую расправу. Самец криво усмехнулся. Увы, увы… Один кусок профиля такой толщины он, в принципе, мог бы согнуть или сломать об колено, но выбраться из на совесть сваренной клетки у него даже в более молодые годы не хватило бы сил. Да, Старейшина Глыба угодил в клетку. Большей глупости нельзя было себе и представить, но… Он действительно сидел в клетке. А ведь изначально ничто не предвещало беды… Глыбе исполнилось двести семнадцать лет?— немало для того, кто привык вести жизнь воина. Однако, несмотря на почтенный возраст, самец был по-прежнему крепок, и его Последней Охоте вряд ли предстояло состояться в обозримом будущем. Такие, как он, могли и до трехсот дожить, не напрягаясь, впрочем, Глыба подобных планов не строил, предоставляя Серой Провидице* самостоятельно расставлять все по местам, а событиям протекать в положенном темпе и порядке. Уже более трех десятилетий он занимал почетный пост Старейшины, а несколько лет назад всецело посвятил себя политике и управлению, проводив во взрослую жизнь последних детенышей и оставив гарем. Это был серьезный, но закономерный шаг, и все обширное на тот момент семейство Глыбы было к нему готово. Самых младших жен Великий фактически добровольно уступил посватавшимся к ним достойным воинам, наравне с подросшими дочерьми?— юные самки требовали много внимания и физических ласк, чем стареющий хозяин гарема не мог уже обеспечивать их в полной мере, как в силу угасающей сексуальной потенции, так и в силу возрастающей занятости. Затем разошлись Матриархи среднего возраста?— те сами выбрали себе новых спутников, и Глыба не стал препятствовать. В итоге, осталось лишь несколько пожилых самок, приходившихся Старейшине самыми верными супругами и давно потерявших способность к репродукции. Часть из них погрузилась в дела женского Совета, остальные же нашли свой удел в детских приютах и резервациях молодняка. С некоторыми Глыба продолжил поддерживать взаимоотношения, но теперь, скорее, приятельские, нежели супружеские. В Сезон, на остатках былого запала, они, бывало, еще предавались редким взаимным ласкам, но больше предпочитали размеренные беседы и тихий совместный отдых. Что касается подросших сыновей, то с ними Глыба также старался не терять связи (насколько вообще позволяло количество выживших отпрысков, перевалившее за пару сотен). Любой из молодых охотников мог обратиться к нему за советом и получить посильную поддержку. Впрочем, юнцы не злоупотребляли. Как говорится, до тридцати годков малек?— самочья проблема, после тридцати?— проблема клана, а проблемой отца он становится, только когда уронит свою честь. И Глыба, надо сказать, являлся одним из немногих счастливцев, которые могли гордиться тем, что ни один из их потомков не угодил в ряды Дурной Крови. Таков был итог его семейной жизни: четкий, верный и, пожалуй, наилучший из всех возможных. А вот итог его политической карьеры мог оказаться более плачевным… Ибо нет ничего хуже для столь высокопоставленной особы, чем окончить свои дни в постыдном плену. В возрасте Глыбы и при его статусе самцов уже ничто не обязывало охотиться, тем не менее, большинство из них продолжало хотя бы изредка вылетать на короткий промысел по привычке и в дань традициям. Не являлся исключением и Старейшина. На его счету было множество великолепных трофеев, в том числе и двадцать три Матки Священной Дичи?— он мог бы добыть и больше, но предпочитал не гнаться за количеством добычи, ставя на первое место ее сложность и уникальность. Охота, по мнению Великого, должна была приносить удовлетворение не столько своими кровавыми плодами, сколько самим процессом. Следуя данному принципу, старый самец с каждым годом становился все требовательнее в выборе цели и тактики. Тем более, на долгие походы и сложные задачи у него, как правило, хронически не хватало времени, волей-неволей приходилось изощряться. Вот и в этом году он придумал немного нестандартный вариант… Вернее, не совсем придумал?— вариант подвернулся сам, причем, настолько неожиданный, что у Глыбы сразу аж руки зачесались. Хотя, первоначально он немало вспылил, раздав не один десяток тумаков. Шутка ли: неучтенная племенная Матка по документации всплыла! И когда? Теперь, когда заражение галактики Жестким Мясом было официально признано взятым под полный контроль! Были времена, когда тварей специально развозили по заселенным планетам с целью культивации Жесткачей на базе местной фауны и расширения охотничьих угодий для Посвящения молодняка. Однако череда неприятных происшествий, повлекших за собой глобальное уничтожение неприспособленных к противостоянию Священной Дичи экосистем, заставила серьезно задуматься о целесообразности подобной практики. В итоге, все ?рабочие? Матки были изъяты с прежних тренировочных баз и переселены в специальные искусственно созданные заповедники. Все, кроме одной. Как она ускользнула от внимания Совета, очевидно, одни только демоны были в курсе, но ошибка оказалась налицо: во владениях уманов остался один законсервированный полигон с жизнеспособной Королевой. Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам, подумал Великий и вознамерился самолично вывезти злополучную особь. С одной стороны, это была важная миссия, с другой?— неплохая разминка для старого охотника. Убийство Матки Старейшина давно не воспринимал как достойное испытание, но совсем иной разговор, если требовалось аккуратно взять ее живьем. Возможно, с его стороны было немного опрометчиво пускаться на подобные приключения в одиночку, однако Глыба не сомневался в своих силах, кроме того, особь имела достаточно небольшие размеры и находилась в стазисе, так что ее перемещение являлось, скорее, делом техники. Таким образом, предоставлялась возможность поразвлечься и одновременно провести время с пользой. Как раз в духе Старейшины. Переделав основные дела, он начал собираться в путь?— по времени как раз шла Большая Охота, и большинство членов Совета нет-нет, да отлучались по очереди на неделю-другую. Тут-то к нему и прицепился Тень. Как самый преданный помощник, ученик и последователь Глыбы, сын Вечного вызвался сопровождать наставника, мотивируя свою настойчивость необходимостью подстраховки в столь неоднозначном предприятии. Старейшина изначально был против, но отвязаться не смог?— Тень поистине оправдывал свое имя, готовый лезть за своим Учителем хоть в самое пекло. Иногда это начинало слегка подбешивать, но благодарить подчиненного за подобные старания все-таки приходилось гораздо чаще, чем ругать. Сыну Вечного было чуть более ста лет. Получив в клане свободу, самец выбрал карьеру политика и перешел в распоряжение Глыбы, проявив себя ответственным и исполнительным помощником. Он быстро дослужился до поста Младшего Советника и с энтузиазмом рвался дальше, тем не менее, наставник пока остерегался способствовать его повышению. Возраст у Тени был не тот. Возможно, кому-то это могло показаться несправедливым, но на высокие должности в Совете могли претендовать лишь самые старшие, эмоционально стабильные на протяжение всего годового цикла самцы. Такие даже во время Сезона могли держать текущую ситуацию под контролем, тщательно продумывать свои действия и принимать взвешенные решения. Активные же производители, к коим относился Тень, как правило, периодически теряли такую способность. Это был веский повод отказать?— ведь Глыба планировал отправиться за Маткой в аккурат на границе Сезона. Однако Тень всеми силами попытался его заверить, что способен контролировать себя и готов сознательно пожертвовать ради благого дела первой половиной брачного периода. И Старейшина неожиданно сдался, подумав, что, быть может, парня и впрямь будет неплохо испытать на вменяемость. В конечном итоге, сам-то Глыба ничего не терял. Если бы напарник начал ерундить, он просто запихнул бы его принудительно в камеру гибернации и продолжил действовать один, как и планировал изначально. А в том случае, если бы Тень показал хорошие результаты, наставник с чистой совестью мог, наконец, выдать Совету рекомендации по долгожданному повышению сына Вечного. Вот так и вышло, что на планету уманов они оправились вдвоем. К сожалению, Тень не оправдал надежд своего Учителя. Гон настиг его к самому концу пути и, разумеется, в том вины самца не было, но заключалась она в другом: глупец вознамерился провести Старейшину, начав втихаря принимать успокоительные средства. Его слегка заторможенное поведение насторожило Глыбу еще в тот момент, когда самцы проникли на базу, но отвлекаться было некогда, и Великий просто взял основную нагрузку на себя, благо Матка, еще не отошедшая от глубокой спячки, оказалась достаточно покладистой и сильно при переводе не буянила. Догадался же Глыба о хитрости ученика чуть позже, когда особь уже была помещена в транспортный отсек и вновь погружена в искусственный сон. Кораблю предстояло выйти на орбиту и затем покинуть умановские владения?— казалось бы, что может быть проще? Но обколотый препаратами дурень, выполняющий обязанности второго пилота, напутал при взлете и вместо активации дополнительной тяги, одним движением своей кривой лапы отправил бортовую систему в перезагрузку. Осознав, что натворил, он поспешно принялся ?будить? компьютер, но сделал еще хуже, ко всему прочему отключив щиты… Дальше все случилось очень быстро. Уманы каким-то образом засекли судно и умудрились подбить его из своих примитивных орудий. При условии исправной работы всех систем звездолет еще смог бы выровняться, но до перезапуска не хватило буквально каких-то десяти секунд, и корабль начал терять высоту. Они рухнули в лесу. Рухнули, надо сказать, весьма удачно. Компьютер ожил, не смотря на удар, и мгновенная диагностика показала, что разгерметизации корпуса нет, так что остается шанс взлететь на резервных двигателях. Тогда Глыба, ругаясь, на чем свет стоит, несколько раз врезал нерадивому ученику, пообещав позже еще и выдрать его, как малька, после чего приготовился восстанавливать курс, пока уманы не обнаружили место катастрофы. Но вдруг почувствовал себя нехорошо… К сожалению, возмущенный поведением помощника Старейшина вовремя не придал значения появившемуся в рубке слабо уловимому сладковатому запаху. А потом уже стало поздно что-то предпринимать. Сколько часов или дней прошло с момента аварии, Глыба не брался даже предполагать, так как период, в течение которого он находился на грани сна и яви, показался ему вечностью. Самец практически не воспринимал происходящее вокруг, а уж анализировать был тем более не способен. Он лишь периодически ненадолго приходил в сознание, слыша смутные звуки, улавливая перед собой размытые пятна и ощущая безумную головную боль, сопровождающуюся тошнотой, а потом вновь погружался в пучину мучительного полубеспамятства. Когда Великий постепенно начал возвращаться к действительности, первым, что он увидел, была вода, стекающая вдоль какой-то сетчатой конструкции… В нем тут же пробудилась невероятная жажда, и самец потянулся к этой воде, невольно игнорируя всю остальную обстановку, что тем временем начала неумолимо обретать пугающую четкость. Двигаться приходилось совсем медленно, в противном случае сразу же возвращалось головокружение, и Глыба рисковал не удержаться даже в положении сидя. С трудом добравшись к искрящейся до рези в глазах струе, самец подставил под нее пасть, не будучи способным думать о том, что жидкость может оказаться отравленной либо вообще не тем, чем кажется… Он просто сосредоточился на том, как живительная влага стекает в его пересохшее горло и пил, пил, пил, точно полоумный… Однако постепенно его взгляд все-таки сфокусировался на источнике воды. И тут самец чуть не подавился. Выяснилось, что Глыбу поил уман. Очень странный белый и весь какой-то мятый уман с бесформенным полупрозрачным шлемом на голове. Поил неторопливо, можно сказать, почти заботливо, удобно подставляя какую-то трубку к самому рту. Великому, конечно, полагалось возмутиться, но сил на то абсолютно не имелось, а жажда по-прежнему терзала немилосердно, поэтому самец не подал вида, что сбит с толку и продолжил жадно глотать. Только лишь перестав ощущать в глотке жгучую пустыню, он оторвался от воды и начал потихоньку осматриваться. Вскоре, к его огромному недовольству, рядом обнаружилась целая группа уманов, также облаченных в белые бесформенные одежды с закрытыми мордами. А следующее посетившее славного воина осознание стало еще хуже: его окружала клетка. Клетка, в какую сажают диких животных, если по какой-то причине решают не убивать их сразу. В настоящий момент внутри клетки находился Старейшина Глыба. А за ее пределами находились уманы. То есть, уманы посадили Старейшину Глыбу в клетку… Мысли ворочались нехотя, еле-еле. К тому времени, как их ход, наконец, начал выправляться, уманам надоело смотреть на пленника, ведущего себя соответственно, и они ушли, оставив его в одиночестве. На тот момент это было лучшее их решение: пробудь они в поле зрения Глыбы чуть дольше, и он бы уже не отвечал за себя, ибо его рассудок начал проясняться, а более страшное явление, чем яутжа с полуясным рассудком, сложно представить. Но так как твари благоразумно исчезли, выплескивать свой гнев самцу стало просто не на кого, и единственное, что ему пришло на ум?— это сесть, успокоиться, сконцентрироваться и попытаться восстановить последние события. А уже потом решать, что делать дальше. Итак… Он прекрасно помнил, как забирал и переводил сонную Матку, то и дело одергивая почти такого же сонного помощника. Помнил, как загонял Матку в отсек и собственноручно налаживал подачу газовой смеси, пока Тень поднимал корабль. Помнил, как судно нехорошо затрясло на взлете?— именно в тот момент сын Вечного напортачил там, где, казалось бы, в принципе невозможно было напортачить. Потом последовали краткие воспитательные меры и подлый умановский залп, после чего Глыба принял управление на себя. Выровнять корабль не получилось, и он врезался в чащу леса, от души проехавшись сквозь нее на брюхе. Командира при этом отбросило далеко в угол, где он крепко приложился затылком о стену, а сверху грохнулся его незадачливый помощник, заехав Учителю локтем прямо промеж глаз. Дальше последовало несколько попыток выбраться из-под обалдевшего Тени и подняться на ноги, и это было последнее, что Великий помнил более-менее четко. Все последующие события начали погружаться в какой-то странный туман… Окончательный провал наступил при попытке осуществить аварийный запуск. Краем глаза еще удалось заметить шатающегося, будто бы по пьяни, ученика… Потом Глыба на краткий миг ощутил лицом неприятный холодок металлического пола, чему, по всей видимости, предшествовал удар об этот самый пол. Самец попытался шевельнуться, но все тело резко налилось невыносимой тяжестью. Особенно тяжелыми сделались веки. Он попробовал встать и ему даже показалось, что он смог, но это являлось всего лишь иллюзией. Дальше ему показалось, что он ползет, но, очевидно, он все это время оставался на месте. Стало трудно дышать?— грудная клетка будто бы прогнулась под его собственным весом… Глыба на некоторое время отключился?— неизвестно, как надолго. Затем прикосновения множества маленьких противных лапок прорвались сквозь пелену забытья, и Старейшину куда-то потащили. Стало больно и неудобно?— ему словно бы вывернули все суставы; где-то рядом и, в то же время, где-то очень далеко, надрывно взревел Тень. А после… После были бесконечные погружения и выныривания в темном омуте беспамятства и морока, долгожданным избавлением от которых неожиданно стала железная решетка и стекающая вдоль нее струйка воды. Как только память о последних событиях окончательно восстановилась, недостающие фрагменты картины начали выстраиваться сами собой, и вскоре Великий уже понимал, что на самом деле произошло. Это было крайне прискорбно осознавать, но виной всему явилась всего лишь череда нелепых совпадений. Очевидно, при крушении капсула с Маткой получила повреждения. Закись азота, традиционно использующаяся для усыпления транспортируемых Жесткачей, хлынула во внутреннее пространство корабля, попав в какой-то из пробитых приточных воздуховодов и мгновенно разнесясь по всем отсекам. Зависшая бортовая система не отследила эту опасность, а маски самцы сняли, когда выясняли отношения… Сориентироваться вовремя они не успели, мигом заработав отравление. Концентрации газа в аккурат хватило, чтобы обездвижить воинов, так что оказать достойное сопротивление проникшим на судно уманам те уже не смогли… Осознав всю бредовость сложившейся ситуации, Глыба почувствовал себя настолько беспомощно и глупо, что ему внезапно захотелось одновременно заорать в голос от досады и громко рассмеяться. Выбрать, что из этого сделать, он так и не смог, а потому просто промолчал. Пожалуй, сейчас мудрый Старейшина впервые действительно не знал, что ему следует предпринять. Способность рассуждать еще не полностью вернулась к нему, а обращаться за решением к Кодексу не имелось смысла. Попаданию в плен была посвящена всего одна его строка, и звучала она в настоящий момент неутешительно: ?Воин не должен попадать в плен?. Все. Не должен, хоть ты тресни! Разумеется, здесь подразумевалось, что в критической ситуации охотник обязан привести в действие механизм самоуничтожения, прихватив на тот свет максимально возможное количество врагов, но разве Кодекс мог предусмотреть, что два великовозрастных дебила когда-нибудь на собственном корабле траванутся ингаляционным составом для усыпления Жесткачей и сами дадутся в руки уманам?.. О, будь при Глыбе энергосистема, он бы, не задумываясь, подорвал себя вместе со всем проклятым умановским гнездом! Но, пока он пребывал без сознания, твари забрали его оружие и оборудование, а также сняли доспехи, раздев самца до набедренной повязки (интересно, а ее-то они из каких соображений оставили?) Таким образом, возможности следовать Кодексу теперь попросту не имелось. Проклятые уманы даже содрали с его гривы знаки отличия, к коим по негласному правилу вообще не допускалось прикосновение посторонних?— неслыханная дерзость и невероятное оскорбление! Конечно, откуда аборигенам было об этом знать… Но незнание?— не всегда есть оправдание. Что ж… Можно было дальше сидеть и переживать, покорно ожидая своей участи и ссылаясь на то, что в Кодексе про такое не писано… А можно было взять себя в руки и действовать. Хоть как-то. Быть может, глупо и безуспешно, но действовать. Так Глыба и поступил, решив пользоваться моментом и выбираться. Сначала он попытался отжать дверь своей темницы, но, увы, засовы оказались слишком крепкими. Тогда он обследовал все стыки и отыскал слабое место на самом верху. Клетка не была рассчитана на рост взрослого яутжа, и упереться плечом в потолок не составило труда. Чувствовалось, что металл ?играет?, так что самец как следует поднажал, успешно деформировав крышу. Еще немного, и он бы высадил проклятую железку, но времени не хватило. Уманы пришли его проверять, всполошились и сорвали план побега. Одно радовало?— своими стараниями Великий стопроцентно обеспечил им бессонную ночь. Погнутую дверь уманы приварили к клетке намертво, а на саму конструкцию водрузили большую плиту из какого-то материала, напоминающего камень. Потом явилась мелкая крикливая особь, судя по тепловому контуру, все-таки мужского пола (определить точно Глыба не мог из-за костюма, полностью скрывающего фигуру и запах). Эта особь то и дело огрызалась на пленника через решетку, что выглядело недостойно даже для дичи. Очевидно, несмотря на свой малый рост и неспособность нормально рычать, уман занимал высокий ранг, так как другие воины ему подчинялись. Именно он привел и расставил конвой. Хотя, как-то уж слишком нервно он руководил. У яутжей бы самец с подобным темпераментом никогда не выбился в лидеры… Кстати, в организации для мягкотелых веселой ночной жизни, судя по всему, принимал участие не один только Глыба. Временами откуда-то издали доносились исступленные рулады Тени?— вернее, доходила их вибрация, предающаяся по конструкциям. Это означало следующее: ученик жив, находится в сознании и, причем, где-то поблизости, а еще его накрыл гон. Последний вывод напрашивался, согласно логике и в соответствии со спектром издаваемых самцом звуков, среди которых не было криков боли и вызова, но присутствовало характерное низкочастотное дребезжание**. Н-да… Что такое самец ятужа в гоне, уманы, скорее всего, тоже пока не ведали. Ну, что же, наслаждайтесь, дорогие! Шутки шутками, но попытки побега пришлось временно оставить, и Глыба вновь принялся тщательно обдумывать ситуацию, посвятив этому занятию все утро, благо уманы особо к нему не лезли, только суетились вокруг клетки, судя по всему, производя некие замеры и исследования. Научники… Он скривился почти брезгливо. Не нужно было являться специалистом по культуре отсталых цивилизаций, чтобы их опознать. Так же, как воинам всех народов были свойственны некоторые общие черты, свои характерные интернациональные особенности имели и ученые, и служители культа, и работяги, то есть, все основные касты, характерные практически для любого общества. Тут только, пожалуй, Головастые выбивались, да Щупальцеротые (впрочем, разумность последних все еще стояла под большим вопросом). А вот у уманов наблюдалась, что называется, самая классика жанра. Таким образом, наблюдая за присутствующими, Старейшина смог четко разделить их на две категории: бойцы и исследователи. Что странно, явной агрессии не проявляли ни те, ни другие, даже несмотря на попытку побега. Это немного сбивало с толку. Исключение составлял, разве что, тявкающий на всех странный командир, но он производил впечатление скорее жалкое, чем угрожающее, и более не вызывал гнева?— лишь неприязнь. Что до остальных, то похоже, они немало опасались пленного, словно бы сами не знали, что за черт их дернул притащить его к себе и запихнуть в клетку… Великий предавался размышлениям довольно долго и, признаться, сам немного от них устал, тем более, что новых идей относительно бегства, больше не родилось ни одной. Деятельность уманов сделалась совсем вялой и однообразной, так что вскоре от них уже стало откровенно воротить. Если честно, клонило в сон, но спать в присутствии коварных тварей явно не следовало. Поэтому Глыба сидел и скучал. А что еще оставалось делать? Ход его мыслей оказался прерван внезапно и достаточно неожиданным образом. Откуда ни возьмись, перед клеткой появилась какая-то мелкая особь, с ходу поразив Старейшину своей манерой движения, достаточно нетипичной для уманов. Особь поклонилась, как будто демонстрируя свое подчинение и приблизилась к самой решетке, тихо и умиротворяюще попискивая. Голосок был явно самочий, а, возможно, и детский, но определить точно, опять же, не позволял белый, противно шуршащий костюм. Когда уманка уверенно предложила Великому воду, сомнений практически не осталось?— накануне именно она приводила его в чувство. Последствия интоксикации продолжали ощущаться еще довольно сильно, так что Глыба упрямится не стал. Он мог бы отказаться пить из гордости, но тогда следовало проявлять эту гордость сразу, изначально, а теперь, когда он уже единожды испил из этих рук, просто смысла не виделось идти на попятную. Однако предел имелся всему. Когда уманка, продолжая щебетать, начала совать ему через решетку куски мяса, Глыба почувствовал, что пора установить необходимые границы. Сперва он хотел припугнуть эту самоуверенную мелюзгу, но передумал?— ниже его достоинства было кидаться, точно животное на беззащитную самку. И так уже в клетке сидел, как зверь, к чему было добавлять сходства? Так что Глыба просто встал перед ней, продемонстрировав в виде намека свой рост, и поглядел в упор. Уманы обычно пугались прямых взглядов. Вот и эта самочка вся затрепетала… Старейшине даже на миг показалось, что она вот-вот отпрянет и обратится в бегство, но… Вместо этого она вдруг подняла головенку и тоже на него уставилась сквозь свою странную маску, кажущуюся нелепой пародией на традиционный атрибут воинов его народа. Потом она медленно, как бы молчаливо извиняясь, отложила пищу, однако уйти так и не ушла. Некоторое время они просто безмолвно стояли и смотрели друг на друга, а затем… Глыба вдруг ощутил, что она чего-то от него ждет. Вернее, даже не ждет, а фактически требует! Но выполнять умановские требования в его планы уже точно не входило, поэтому самец поспешно прервал зрительный контакт, давая понять, что ничем данной особи не обязан. Она не стала настаивать, а вновь поклонилась и отошла, невольно заставив Старейшину задуматься еще крепче. Во второй половине дня она пришла снова, и с ней явились другие уманы, но Глыба сделал вид, что игнорирует их присутствие. Более верной тактики он пока придумать не мог. Пытаться отстаивать свои интересы через решетку было неразумно, а опускаться до переговоров с дичью вообще неслыханно. Оставалось лишь прятать за выражением абсолютного равнодушия свою досаду и растерянность, и незаметно продолжать поиски выхода… Любого выхода. Ночь тянулась долго. Вокруг клетки бодрствовали перепуганные часовые. Внутри клетки не сомкнул глаз измученный пленник. Выход так и не нашелся. Днем самочка навестила его опять. Она вела себя крайне учтиво для уманки?— и откуда ей только было известно, как следует кланяться перед высокостатусной особью? Первым делом она помыла под клеткой, за что Глыба, если честно, остался ей весьма благодарен, ибо отхожего места в его тюрьме предусмотрено не было, и нужду приходилось справлять прямо на пол, благо, в нем хотя бы имелись щели. Затем уманка дала ему воды, и он вновь, переступив через свою гордость, попил, успокаивая себя тем, что на данной планете вода?— слишком доступный ресурс, чтобы стремление поделиться ею воспринималось как милость, и значит мелкая не то, что бы сознательно поит его, а просто не мешает ему пить. Пищу самец, тем не менее, опять отверг, несмотря на то, что есть хотелось страшно. Во время брачного сезона аппетит конечно, значительно снижался?— даже у него, старого?— но восстановление организма после полученной интоксикации требовало значительных ресурсов, а взять их сейчас было негде. Однако Великий не мог себе позволить пасть настолько низко, чтобы принимать подачки от уманов. Еду мог брать детеныш от кормилиц, могла брать самка от самца, мог получать от клана воин, но прочих допустимых вариантов не существовало. А уж, чтобы уважаемый Старейшина, сидя в клетке, кормился из рук самки другого вида, да еще и традиционно считающегося объектом ритуального промысла… Такое Глыбе не могло и в страшном сне привидеться. Настаивать уманка не стала, очевидно, догадываясь о чем-то подобном. Занятно… Он всегда считал, что эти существа намного глупее. Впрочем, глупо она повела себя дальше, когда впала в заблуждение на счет того, что пленник согласится с ней беседовать. Притащив вместе со второй особью какую-то примитивную письменную доску, она принялась рисовать такие каракули, что Глыба с трудом удержался от смеха. Первым делом уманка выполнила на доске его ?портрет??— прямоугольник с четырьмя палочками, изображающими конечности, кругляшком головы и торчащей во все стороны гривой. Годовалые мальки, помнится, такие же художества часто на песке чертили?— это, опять же, к вопросу о способностях. То, что картинка изображает именно Глыбу, самочка показала знаками. Рядом она, судя по всему, нарисовала Тень?— а, кто же еще мог быть такой чернющий? Третья фигурка, меньших размеров, более округлых очертаний и без гривы, обозначала ее саму. Все это было ясно, как белый день, только круглый дурак бы не понял. Но Старейшина вновь сделал непроницаемое лицо и прикинулся круглым дураком. Он знал, о чем начнет спрашивать уманка. Она даже могла не рисовать все это, и без того было ясно, что ее интересует. Какова цель охотников, враждебны ли они, и тому подобное. Но, неужели, она и впрямь рассчитывала получить ответы на свои вопросы? Какая невероятная наивность… Нет, маленькая самка, не перед тобой отчитываться Старейшине Глыбе. И ни пред кем из твоего ничтожного народца. Вы воспользовались чужой слабостью и трусливо спрятались за решеткой. Не питайте иллюзий, что поймали и заточили достославных охотников?— вы именно спряталась от них сами. Вы настолько боитесь, что не смогли встать с ними лицом к лицу, несмотря на численное превосходство, несмотря на то, что оба теперь безоружны. А ведь на вас никто и не думал в этот раз нападать! Более того, с вашей глупой планеты пытались вывезти потенциально опасный для всей ее биосферы организм! Куда вот теперь, спрашивается, делась Матка? Она ведь явно тоже попала в эти меленькие загребущие ручонки… Да вы хотя бы знаете, дурачье, что из себя представляет эта тварь?.. А вот это и впрямь удивляло: про Матку уманка даже не спрашивала. Или просто нарисовать не смогла? Такое впечатление, что ее интересовала исключительно возможность контакта с пленными яутжами, ничто больше… Ох, не о том малышка беспокоилась… Тут Глыба вдруг мысленно себя одернул. Нельзя было показывать, что ее жалкие попытки наладить общение пробудили в нем какие-то мысли и уж тем более чувства. А то тогда точно не отвяжется… Как ни странно, его показная безучастность, похоже, сильно расстроила самочку. Та перестала чирикать и жестикулировать, обиженно засопев, ну прямо, как мальки сопят, когда их шуганешь, чтобы не лезли! Боги, и что за наказание? Самец украдкой все-таки поглядел на нее. Судя по всему, уманка собиралась уходить. Вот и правильно, иди, мелкая, перестань доставать старика, он не расскажет тебе сказку, а правда слишком испугает тебя. Ибо ты обречена. И твои недалекие сородичи тоже. Вариантов много, но каждый грозит тебе погибелью. Возможно, Королева себя покажет. Возможно, прибудет какой-нибудь из кланов и разом сотрет с лица планеты это умановское гнездо. А, возможно, ты, малая, погибнешь и раньше, если, например, так же полезешь с разговорами к Тени. Тень?— воин, живущий по Кодексу, он никогда бы не тронул самку, да вот беда, сейчас он вряд ли способен себя контролировать… Лучше бы тебе к нему не подходить?— и сама поживешь подольше, и охотник перед смертью, глядишь, свою честь не запятнает… Она уже убирала свою рисовальную доску, когда Глыба все-таки решился ее окликнуть.___________________________________________*Серая Провидица?— кто забыл или не знал?— богиня времени у Хищей.**Хе-хе, а вот и разгадка хищевской ?телепатии?. Надо сказать, в природе существуют подобные механизмы коммуникации. Например, их используют слоны, предающие друг другу на дальние расстояния инфразвуковые сигналы и улавливающие их посредством вибрации почвы под ногами.