11. (1/1)

Восхождение до одного из самых знаменитых, но при этом и труднодоступных буддийских монастырей должно было занять несколько долгих недель. Без доступа к малейшим благам цивилизации. Воду взяли заранее и в больших количествах. Группа из десяти человек с провожатым отправилась ранним утром.Вадиму было тяжело – лишний вес, недостаток отдыха, ботинки, которые хоть и казались изначально удобными, натерли ему мозоль в первый же день. Зато в условиях сильного физического дискомфорта ни о чем не думалось. И повернуть назад было уже невозможно: в одиночку с дикой кручи не спустишься. Приходилось терпеть. Утром умываться из общего тазика, экономя воду, оставляя для себя в бутылке лишь пару глотков. Зубы чистили через день, кто-то вообще забил на этот элемент гигиены. Чай и супы не готовили, опять же берегли воду, обходились консервами, иногда разогревали их на костре, раз в три дня некоторые все же обмывались. И каждый день меняли футболки – иначе сохранить божеский вид в таких условиях было попросту невозможно.То и дело на ум приходили картины Рериха, мечталось так же вот – взобраться на самую вершину да и остаться там навсегда.Народ перешептывался, что монастырь располагался на самой вершине горы, едва ли не упираясь шпилем в облака. Провожатый все больше молчал. Он был из числа послушников, решал все возникающие сложности быстро и без лишних слов, да и группа собралась разношерстная, а английский язык он, судя по всему, знал плохо.Вадим не стал ни с кем заводить знакомства, отсиживался в стороне, пытаясь упорядочить мысли. Ему все прежде казалось, что стоит начать восхождение, как в голове наступит дивная ясность и придет, наконец, понимание, как же жить дальше. Но за заботами восхождения на размышления о высоком не оставалось ни времени ни сил. После ужина они тут же заваливались спать. Поначалу Вадим боялся скатиться с кручи в пропасть, но потом привык и уже без опаски следовал за провожатым, ощущая, как из-под подошвы катятся вниз мелкие камушки, чтобы найти прибежище на самом дне.Телефон он не взял, да здесь и не было вышек, сеть здесь все равно было не поймать, как не старались некоторые из туристов. Это успокаивало, настраивало мысли на нужный лад. Наверное, он бы снова начал сомневаться в своем решении, если бы ему вдруг позвонил Глеб или снова кто-то из прессы. Если бы начали выжимать из него ностальгию, хотя сквозь толщу нынешнего возрастного равнодушия до нее не так и просто было добраться.Вадим и сам временами подскакивал по ночам от странных снов, в которых они с Глебом вновь были вместе – юные и прекрасные, как смертные грехи. Не подозревавшие о том, что ждет их в будущем.Иногда ему казалось, что он поступает неправильно: молодой Глеб ни в чем не был виноват, он жертва обстоятельств, пешка в руках любопытных подростков-всезнаек, и было более чем жестоко бросать его на произвол судьбы – тем более такой судьбы. Без Агаты, без брата. Отчасти именно поэтому Вадим и полез на вершину горы – чтобы как-то разобраться в себе, найти в душе ошметки любви к младшему и возродить ее к жизни. То его задавленное и давно затоптанное чувство заслуживало того, чтобы воскресить его. Вадим еще помнил, как замирало его дыхание при виде брата, как сердце начинало биться чаще. Как хотелось прижать к себе до хруста в ребрах и ладонях и никуда не отпускать. И каким небратским тогда все это ему казалось. И какой братский вид он намеренно придавал всему этому, скрывая правду даже от самого себя. Ладони до сих пор помнили прикосновения пальцев младшего, губы – тот дурацкий поцелуй на камеру, сухой и бесстрастный. Но Глеб тогда так сильно сдавил его подбородок, привлекая брата к себе, что кожа Вадима, казалось, до сих пор хранила на себе отпечаток его пятерни.Те давние времена давно уже поросли быльем. Нынешний Глеб ничем не напоминал себя же 30-летнего, Вадим привык к этому факту и перестал бесконечно перемалывать его в голове. И вот он вернулся – юный, наивный, любящий, желающий, чтобы все было как раньше. Но как раньше у него могло быть только с тем молодым Вадимом. А нынешний Вадим, глядя на Глеба, понимая умом, что внутри него его настоящий младший, тот, с которым у них все было радостно, светло и по-настоящему, все же никак не мог себя заставить обращаться с ним как с тем самым давешним Глебом. А не нынешним, матричным.Нельзя давать себе надежду, нельзя – убеждал Вадим сам себя, заматывая стертые в кровь ноги каким-то тряпьем, которым с ним поделился один из туристов. Он заметно похудел в первую же неделю повышенных физических нагрузок и серьезных ограничений в еде. Одежда висела на нем мешком, так, что пришлось даже ушивать ее.Путь до монастыря в итоге занял около двух с половиной недель. Поначалу в первые дни им еще попадалась какая-то растительность, даже деревья. Со временем ее становилось все меньше, и ближе к вершине они находили один только мох, хотя из проспекта им было известно, что у монахов имеется сад, где они выращивают все необходимое для жизни.Гости в этом монастыре появлялись редко. Мало кто решался на такие длительные подъемы с минимумом удобств, да и предложить монахам им было нечего. Деньгами те не пользовались, от деликатесов тоже отказывались: мясо не ели, сладости были им в дикость, а свежие фрукты и овощи быстро портились в дороге. Поэтому посетители старались заранее согласовать с проводником условия их нахождения в монастыре и приносили строго то, о чем их просили. Иногда это был материал для пошива одежды. Или готовая обувь. Сухофрукты, средства бытовой химии. Ну и все в таком духе, в чем могла возникнуть нужда, но чего трудно было достать в условиях изоляции от внешнего мира.Монастырь и вправду располагался на самой вершине и смотрел прямо на возвышающуюся рядом с ним гору с нахлобученной снежной шапкой. Ослепнуть можно было от открывшегося глазам великолепия. Сделав последний рывок, Вадим рухнул на площадку перед монастырем и разрыдался. Он не думал в тот момент о том, что рано или поздно придется идти назад, делать многодневный спуск, снова спать на склонах гор, постоянно просыпаясь из страха свалиться вниз, снова обходиться почти без воды и минимальным количеством еды… Но сейчас у него было несколько дней покоя.Для гостей прямо за зданием монастыря была возведена небольшая скромная постройка с одной единственной комнатой без кроватей. Все покидали туда свои спальники и отправились в основной корпус с подарками. Их приняли в целом радушно, хотя и весьма сдержанно. С готовностью разделили с ними трапезу, пригласили поучаствовать в огородных работах. Согласились не все, некоторые устали так, что просто валились с ног. Монахи отнеслись к ним с пониманием. И Вадим был из тех, кто после обеда сразу отправился к себе, заполз в спальный мешок и отрубился в ту же минуту. Проснулся он уже под вечер и не сразу вспомнил, где находится. Выбрался наружу и осмотрелся. Вокруг царила непроглядная тьма, хотя из-за снежного пика напротив и выглядывал тонкий серп луны. Здесь бы зверский холод. Он достал предварительно взятый с собой пуховик, закутался в него да так и замер, не сводя взгляда с умирающей луны. Теперь он окончательно понял, зачем здесь оказался.Наутро избежать садово-огородных работ уже не удалось. Зато он плотно позавтракал какими-то странными лепешками, по вкусу напоминающими запаренный рис, и отправился подрезать деревья, недоумевая, как они выживают здесь по ночам в такой адский холод. На обед был скромный постный суп с лапшой, затем сбор не совсем еще спелых апельсинов и ужин. После ужина позволялось посетить храм и даже побеседовать с монахами. Парочка из них вполне сносно говорили по-английски, но беспокоить их своими ерундовыми делами Вадим не решился, хотя другие туристы буквально выстроились в очередь. Он же снова сел у обрыва, закутавшись в пуховик, и молча наблюдал за диском луны, тающим на глазах. Луна так спешила умереть, словно где-то там ждал ее какой-то свой особый лунный рай, и Вадим без единой мысли в голове просто сидел и наблюдал за тем, как каждый день она становилась все тоньше и тоньше, пока, наконец, ее не поглотила тьма. В безлунную ночь монахи зажгли свечи, и у них началось нечто вроде крестного хода, но Вадим снова не участвовал, лишь бездумно наблюдал за всем со стороны.Когда он собрался было уже идти спать, кто-то коснулся его плеча, и рядом с ним опустился их давешний провожатый – бритоголовый мужчина без возраста.- А вы почему не участвуете? – произнес он по-английски, и Вадим изумился: выходит, этот стервец две с половиной недели просто водил их за нос?- Так вы знаете английский? – буркнул Вадим, тот лишь молча кивнул. – Тогда чего же вы молчали все это время?- Нет на свете таких проблем, которых нельзя было бы решить молчанием, - изрек он.Вадим усмехнулся: очередная буддийская мудрость ни о чем.- А что если к тебе вернулось прошлое и требует твоего внимания к себе? Как уж тут промолчишь? – язвительно откликнулся Вадим.- Ну тебе же удалось, не так ли? – улыбнулся монах.- Паршиво, видно, удалось, - покачал головой Вадим. – В итоге все равно все страдают.- Страдание – неотъемлемая часть жизни. Когда ты это поймешь, ты постигнешь высшую мудрость. Нельзя сопротивляться страданию, только при сопротивлении оно способно причинить тебе боль. Если же ты поддаешься ему, тогда оно уже над тобой не властно.- Что-то я все равно не пойму, как мне лучше поступить, - нахмурился Вадим так, словно бы монах знал суть его дилеммы.- Подбрось монету, - изрек монах, даже не поворачивая голову в его сторону.- И каким образом это мне поможет? Я бы хотел все же поступить правильно.- Это и поможет тебе понять, чего ты по-настоящему хочешь.- Ну хорошо, давайте попробуем, - Вадим извлек из кармана десятикопеечную монету и внятно произнес: - орел – возвращаем Агату, решка – остается все как есть сейчас, - подбросил.Через несколько секунд монета упала на землю орлом вверх. Вадим поморщился.- Что? – улыбнулся монах.- Я не согласен с этим.- Значит, не хочешь делать загаданного на орла?- Нет, - помотал он головой. – Но если это правильно…- Правильно лишь то, чего хочешь ты. Зачем тогда ты шел сюда, если и так знал, чего хочешь?- Да мало ли чего я хочу… - пробурчал Вадим, убирая монету назад в карман.- Как думаешь, а почему я живу здесь? – монах приблизил свое лицо к Вадимову.- Ну…. – поиски бога там. Или истины? – Вадим не знал, что ответить.- Нет. Потому что здесь мои поиски завершились. Здесь я нашел то, что мне нужно. То, что я хочу. Я нахожусь здесь, потому что хочу. А чего хочешь ты?- Ну… - Вадим нахмурил лоб и задумался. – Наверное, покоя. Устал от вечной гонки. Устал от всех и от всего. Хотел бы так же вставать с восходом и ложиться с закатом, есть рисовые лепешки и рвать апельсины. И никогда ни о чем не думать.- Ну если сейчас ты хочешь именно этого, тогда оставайся, насколько хватит твоего запала. Захочешь уйти – держать тебя не станем. Я даже провожу вниз.- А как же дзен там, ну, нирвана, - Вадим и сам едва понимал, что несет.- Дзен не постигается усилием. Он находит тебя сам, когда ты к нему готов. А приготовиться к нему можно только следуя за своими истинными желаниями.- Ха! – выкрикнул Вадим. – Ну конечно! Люди спиваются, садятся на наркотики, носятся за каждой юбкой, а вы утверждаете, что, следуя за своими низменными желаниями, они постигнут дзен?- Я не говорил про низменные. Я говорил про истинные, - поправил его монах. – В вине, наркотиках и разврате они ищут забвения. И если бы могли достичь его иными менее травматичными способами, они были бы только рады. Забвения же ищешь и ты. Что мешает тебе обрести его на дне бутылки?- Не знаю. Возраст, наверное, - пожал плечами Вадим. – А еще мне кажется, я предаю этим своего младшего брата. У нас с ним сейчас такая сложная ситуация, - и он запнулся, понимая, что монах вряд ли поверит его рассказам о приборе, перемещающем сознания во времени… А как рассказать обо всем правдоподобнее, он и не знал.- Мне не нужны лишние подробности, - остановил его монах. – Оставь их при себе. С братом ты разберешься, если захочешь. А если не захочешь… что ж, насилием над собой ситуацию не исправить.- Но… психологи всех мастей только и твердят о выходе из зоны комфорта, о насилии над собой, которое нужно совершить для улучшения жизни.- Ты недоволен своей нынешней жизнью?- В данный момент очень доволен, - прошептал Вадим.- А чем недоволен тогда твой брат?- Ему в его жизни не хватает меня. Он хочет, чтобы я был с ним.- Он хочет, чтобы ты был с ним помимо твоей воли?- Нет, - медленно покачал Вадим головой. – Просто ему сейчас трудно в одиночку, я мог бы помочь, а я постыдно сбежал, оставив его разбираться с проблемами.- Эти проблемы создал ему ты?- Нет. Но и он по сути не виноват. Никто из нас двоих не виноват.- Тогда твой брат просто боится самостоятельности. Ему нужен не ты, а моральный костыль. И он непременно найдет его.Вся группа отправилась назад примерно через две недели пребывания в монастыре. Вадим остался. Помогал готовить, обрабатывать сад. Читать здесь было нечего – вся литература была на китайском, и вечерами он по-прежнему сидел, наблюдая за растущей теперь уже луной. Луной, которая никогда не умирает навсегда.Иногда к нему приходил давешний монах, и они подолгу беседовали. Вадим пытался совладать с чувством вины, и спустя еще неделю оно его окончательно оставило. Он даже согласился полностью обрить волосы.Дни бежали так быстро, что он перестал их замечать и даже в какой-то момент начал забывать, что он тот самый Вадим Самойлов, словно бы из его оболочки выросло что-то принципиально иное, чуждое ему.По прошествии двух месяцев, когда он уже перестал мерзнуть по ночам, переселился в монашеский корпус и нацепил их оранжевую кашаю, давешний монах, с которым Вадим успел крепко сдружиться, проводил его в библиотеку и усадил за стол возле ноутбука. Несколько секунд Вадим бездумно пялился на технику, от которой успел уже отвыкнуть, затем повернулся:- Зачем это?- Если ты решил здесь остаться, тебе нужно оповестить об этом родных и друзей. Мы далеки от христианских традиций побегов от действительности и окружающих. Мы хотим быть уверены, что от твоего ухода никто не пострадает.Вадим едва вспомнил пароль к инстаграму, долго пялился в директ, размышляя, кому бы написать. Увидел сообщение от Никиты.?Вадим Рудольфович, я понимаю, что вам сейчас, наверное, не до нас, но с вами безуспешно пытается выйти на связь ваша мама. Там что-то случилось. Позвоните ей, пожалуйста?.- Откуда у вас ноутбук? – спросил вдруг Вадим.- Мы тоже часть цивилизации и не можем оставаться в стороне от нее, - пожал плечами монах.Вадим тут же набрал:?Что произошло? Телефон не взял с собой, позвонить не могу, но могу отвечать в директ?.Никита откликнулся сразу:?Она долго ждала от вас ответа, наконец, решила поговорить со мной. Там что-то с Глебом неладное. Он в Свердловск вернулся, у нее живет?.?В каком смысле???Вы вообще за новостями не следите???Я впервые вышел в интернет за последние три с лишним месяца?.?Глеб ваш распустил Матрицу, развелся с Таней и вернулся в Свердловск около месяца назад. Ваша мама звонила мне вчера. Плачет?.?Никита! – рассердился Вадим. – Ты можешь мне толком объяснить, что там случилось? Или из тебя все клещами тянуть нужно?!??Запил он, кажется, серьезно??Эка невидаль! Как будто это его первый запой??Ну, когда я его в последний раз видел, он был на труп похож. Страшно посмотреть. Общаться со всеми перестал, замкнулся в себе. Перегаром несет 24 часа в сутки. Не спит почти, не ест, пропивает всё. У матери деньги таскать начал. Она очень просит вас связаться с ней?.Вадим вздохнул, поднял взгляд на монаха.- Если тебе надо идти, я провожу тебя, как и обещал, - спокойно изрек монах.- Мне надо не просто идти. Мне надо бежать.- Ну, если ты этого хочешь…- Не хочу, - помотал он головой. – Но должен. Мама там свихнется одна без меня.Монах промолчал, хотя Вадиму показалось, он понял, что тот собирался сказать ему.