Вдова без цветов (The Cat Lady) (1/1)
Сьюзан Эшворт не нуждалась в жалости. Первое время ее вовсю жалели, бормотали некие слова сожаления и понимания. А ей этого и не надо было. Изредка выходя из своей квартиры, женщина натыкалась либо на странную парочку, живущую рядом, либо на старика, жившего выше. Чаще всего слышала она утешительные словечки от Собачницы. Говорила она с ехидцой, будто была рада, что Сьюзан осталась вдовой. Вдова. А как зовут тех, у кого умер ребенок?Сьюзан не знала. Она все чаще и чаще начинала абстрагироваться от всей той ужасной реальности, что ее окружало. Женщина затолкала все вещи малышки Зои в детскую спальню, поклявшись, что больше никогда туда не сунется. Но ее притягивало к этой комнате. Нечто темное и ужасное. По ночам она слышала детский, тихий-тихий натужный кашель. От этого писка, маленького всхлипа у Сьюзан каждый раз обрывалось сердце. У Зои были глаза матери - зеленые, как яркий изумруд. Женщина представляла, как на глазах малышки, на таких красивых и чистых глазах, выступают слезы, а с маленького, круглого ротика вырывается последний вздох. И от этого ей хотелось умереть. Малышка Зои была мостом между Сьюзан и Эриком, который становился все раздражительнее и раздражительнее. В ту последнюю ссору женщина поняла, что от прежней пылкой любви ничего не осталось. Только привычка видеть друг друга по утрам. А потом и это умерло вместе с их маленькой дочкой. То лето было жаркое. Эрика хоронили в закрытом гробу. Зои тоже. Большое надгробие и маленькая могилка без единого цветочка. Потеряв ребенка и мужа, Сьюзан потеряла и свою жизнь. Друзья постепенно перестали звонить, коллеги исчезали с дороги, как и работа. Сьюзан чувствовала, как ее собственное существование утекает сквозь плотно сжатые пальцы. Но она не нуждалась в жалости. Как не нуждалась и в немой ненависти. На смену жалости быстро пришла ненависть. Сьюзан казалось, что ее ненавидят все вокруг: начиная от больного ублюдка Брайана, заканчивая ужасно брезгливой Полиной. Ненависть полыхала вокруг нее, подобно ведьминским кострищам, что горят во время адского шабаша. И она ответила молчанием. Все наваливалось на нее, подобно дождю из свинца и ртути. Она двадцать лет жила вот так, среди мнимой жалости и искренней ненависти. Она жалела себя. Она ненавидела себя. Она не могла смотреть на улыбающихся людей. Ее тошнило, и вовсе не из-за того, что испытывала неприятные чувства к этим персонам. Ей казалось, что она не достойна жить в этом мире, где кто-то способен еще улыбаться. Дети. Боже, как она боялась на них смотреть! Сьюзан находила утешение лишь в бродячих кошках, что приходили к ней, чтобы услышать ее игру на фортепиано. Двадцать лет сплошных страданий и горя. Сьюзан плакала по ночам, надеясь перебить своими рыданиями кашель из соседней комнаты. Она хотела умереть. Хотела уйти и отбросить все это. Она выпила все таблетки, что прописал ей ее психиатр. И она уснула. Сьюзан уснула и видела странный сон. А потом она проснулась. - Что... Что со мной? - ужас обуял ее. Нет, она не может быть жива! - Вас привезла сюда Ваша дочь, мисс, - и захотелось закричать.