Часть 1 (1/1)

Владимир с тоской глядел на истаивающую луну.- Еще одного острожника безвинно осужденного на волю отпустили, - тихо сказал он. – Вот и все. Вот и все...- Нет, - горячо сказала Ира. – Нет, не все! У нас знаешь какие прорехи в пенитенциарной системе? Сколько людей невиновных сидят, и каждый тебя позвать может. Ты вернешься. Ты ведь столько раз возвращался, ты и теперь обязательно вернешься, Володя!Охотник зажал ее руку между своими ладонями.- Для меня все как миг единый, - произнес он. – Исчезну я... опять на костер меня поволокут... опять Мирослав факел бросит, и вот я снова здесь. А вот ты, Ириша... в прошлый раз больше года прошло. В этот раз – кто знает, когда я вернусь, вернусь ли вообще. Негоже, что ты жизнь из-за меня губишь, сына растишь одна, без мужа... - Ты – мой муж, - смело произнесла Ирина, глотая слезы. – Я буду ждать тебя.- Я знаю, - сказал он, гладя ее по волосам. – Жди меня, Ира. Жди две недели, месяц, полгода жди меня. А коли через год я не вернусь – не мучай себя больше. Выходи замуж. Но тут она схватила его за руку так, что ему сделалось больно.- Нет! – крикнула она. – Нет, мне никто другой не нужен! - Срамно мне, что так все получается, Ириша. Батюшка твой гневается, мать плачет. Федя без отца... он мал пока, не понимает, а подрастет – спрашивать начнет, и что ты тогда ему скажешь?- Правду, - тихо сказала Ира. – И папе своему я скажу правду. Так лучше будет. Он и так моим отговоркам не верит. - Прости меня, - сказал Владимир. Грудь его была словно в тисках зажата, как всегда перед исчезновением луны, и сухой кашель рвался из горла. Отражение его в зеркале было размытым. – Ты ведь знаешь, Ира, что меня на самом деле нет.Ирина рассмеялась сквозь слезы и привлекла его голову к себе на плечо.- А кто тогда Федин отец? Святой дух? Ты не волнуйся, Володенька. Все будет хорошо.- Все одно, - горько произнес Мирослав. – Не выйти из этого круга, не разомкнуть цепи Симаргловой. Так и буду я топтаться на месте, а истает луна – опять безвинного на костер поволоку, и не послушаю никого, даже себя самого.- Есть, - вкрадчиво сказала ведьма, - средство одно.- Как? – гневно вскричал он. – И ты молчала? Сказывай, ведьма старая!- Ох, горькое это средство, княже... дорога цена суда справедливого. - Сказывай, говорю тебе! - Круг этот разомкнуть можно, если ты вслед за Владимиром уйдешь, и никогда уж больше ни ты, ни он тут не появитесь. Мирослав молчал, глядя широко раскрытыми глазами. Уйти туда, где люди – наполовину звери, где Симаргл не в почете, а княжья честь – тем паче... и ради чего? Ради кого? Ради пса бродячего этого, охотника, который и сапоги-то ему чистить недостоин... и снова пришли слова ему на память – не княжить тебе, Мирославушка.Но не было выбора у него. Князь русский всегда должен по чести поступать.- Делай, ведьма, свое колдовское дело, - произнес он сквозь зубы.Ведьма подняла руки, творя заклинание, и все вокруг исчезло.Владимир забылся беспокойным сном. Снился ему снег и костер, и деревянные избы, и теплое дыхание коней в зимнем воздухе, и крики людские... а над всем тем раздался голос, не громкий, но сильный, и голос этот будто к нему одному обратился, и сказал ему: "Свободен!"Он открыл глаза и увидел перед собой счастливое, мокрое от слез лицо Ирины.- Володя, - прошептала она.Он огляделся.- Уже? – сказал он. – Но я... я и не помню, чтоб я возвращался. А потом, я должен был в лавке появиться...Она склонилась над ним и нежно поцеловала в лоб. В своей колыбельке тихо посапывал Федя.- Ты не исчез, Володя, - сказала она дрожащим голосом. – Луна ушла, а ты остался. Он разом сел, прерывисто дыша, не смея верить. Но все вещи стояли на своих местах, как и вчера, и одежда на Ирине была та же самая, и все то же вязаное одеяло на Фединой кроватке...И снова послышался ему тот же голос, что во сне, только сказал он на этот раз что-то не совсем понятное: "Охотник, с вещами на выход!"Он притянул к себе Ирину, целуя ее глаза, щеки, губы, а она прижималась к нему и шептала:- Все прошло, я знаю. Нас не будут больше мучить. Нас отпустили. Отпустили, Володя...Раздался звонок в дверь, и Валентина пошла открывать, вытирая на ходу заплаканные глаза. Она обмерла. Он стоял перед ней, статный и грозный, такой, каким она его помнила. - Мирослав Ярополкович... – пролепетала она.- Могу я войти? – кратко поинтересовался он. - Ко... конечно, - засуетилась она. – Проходите, садитесь... я уже и не ждала, я думала, вы...- Ты одна? – спросил он.- Да, я... – она замялась. – А вы к нам надолго на этот раз, Мирослав Ярополкович?- Где твой муж? – спросил он со своей всегдашней бесцеремонностью. Она нервно засмеялась.- Объелся груш, - сказала она. Он не понял.- Ты мне голову не задуривай, - грозно произнес он. – Слепой я, что ли? Весна здесь у вас. Нет еще плодов на деревьях.- Он ушел, - пояснила Валентина, и еще уточнила, - совсем ушел. Квартира мне осталась, а он пока живет на даче. Теперь он понял. - Дурень он, твой муж, - спокойно произнес Мирослав.- Так вы надолго? – снова спросила Валентина, и задохнулась – он прижал ее к стене, и губы его оказались у самого ее уха.- Я навсегда, - услышала она, - я навсегда, Валентина.